Уильям Райан - Пропавшая икона

— По какому праву… — начала девушка.

Королев догадался, что сейчас польется пространная пылкая речь о незначительности убийства по сравнению с масштабами дела революции. Но он не дал ей продолжить и громко хлопнул по столу — так, что бухгалтерская тетрадь взлетела в воздух и с глухим звуком тяжело упала на место.

— Позвольте вам напомнить, товарищ Ковалевская, что милиция является частью службы государственной безопасности, а это преступление было совершено против советской гражданки в комсомольском здании. И здесь срабатывает главенство советского закона. Поэтому на вашем месте я бы хорошо подумал, прежде чем отказываться помогать мне в полной мере, особенно если учесть, что вы не смогли обеспечить безопасность простого комсомольского клуба, в то время как все дело революции находится под угрозой.

«После такой внушительной речи все должно пойти быстрее», — подумал Королев и вышел, оставив троих побледневших комсомольцев наедине со своими мыслями. Наверняка каждый из них сейчас думает, кто же первым пойдет с доносом, чтобы спасти свою шкуру. Он, конечно, не будет устраивать за ними слежку, и так ясно, что они ничего не знают. Да они вообще, наверное, ничего не знают в этой жизни.

В ризнице Гегинов распаковывал фотооборудование. Глядя на него, Королев решил, что Семенов все-таки прав: фотограф явно не был готов к работе. Кроме того, что он заикался, его время от времени передергивало, особенно в те моменты, когда он начинал нервничать. Королеву показалось странным, что, приступив к работе с изуродованным трупом, фотограф несколько успокоился и, чтобы сделать снимок, ловил моменты между подергиваниями.

— Ч-то? П-пугали молодежь?

— Вы слышали? Что ж, иногда приходится кричать, чтобы тебя услышали.

— Э-это п-правда. Истинная п-правда. Есть м-мысли, кто это мог сделать? — спросил Гегинов.

— Пока нет. А эти молодчики ничего толкового не сообщили. Возможно, вскрытие что-то покажет. Сфотографируйте одежду, пожалуйста.

— К-конечно, товарищ. Но у меня есть ограничение — десять фотографий. Я могу сделать больше, только если сам генерал прикажет. Пленка ведь импортная, понимаете?

Королев не удивился. Вся валюта государства уходила на выполнение и перевыполнение пятилетки.

— А сколько снимков вы уже сделали? — спросил Королев, пытаясь оценить, хватит ли ему десяти штук.

— Ч-четыре. Крупным планом лицо жертвы и три ракурса тела от-т-сюда, отсюда и отсюда. Теперь я сниму одежду и отдельные части тела. Что-то еще? Обычно я оставляю н-несколько фото для вскрытия.

Королев внимательно осмотрел тело и комнату.

— Сфотографируйте следы ног, — попросил он, осматривая отпечатки на залитом кровью полу. — Нет, послушайте. Снимите все десять фото для меня. Я договорюсь с генералом, чтобы он разрешил сделать отдельные снимки для вскрытия.

— Х-хорошо. Только это будет ваша головная боль, — согласился Гегинов, поворачивая лампу. Он трижды наклонился, делая снимки отдельных изувеченных органов — уха, глаза и языка, а после этого сказал: — Какой-то дикарь. Но знаете, что странно? П-положение тела. Как будто он хотел этим что-то сказать. Он все это делал с какой-то целью. Посмотрите.

При каждой вспышке на потолке прорисовывались темные тени. Королев снова взглянул на тело и увидел, что оно словно бы распято. Как будто во всем этом есть какой-то скрытый смысл. А может, это простое совпадение, забава сумасшедшего. Но у Королева не выходили из головы ожоги током.

После того как Гегинов сфотографировал место преступления, тело аккуратно подняли, положили в холщовый мешок для трупов и поместили на носилки.

Доктор Зинаида Петровна Честнова из медицинского института прибыла как раз вовремя. Это была полная женщина, но сегодня ее круглое жизнерадостное лицо выглядело непривычно осунувшимся. Когда осмотр трупа закончился, она принялась укладывать отрезанные органы в склянки, сразу маркируя их.

— Простите за опоздание, капитан. На меня навесили новые обязанности, пришлось работать всю ночь.

Королев не стал интересоваться, что за работу могли подбросить отделению судебной медэкспертизы, если ею приходится заниматься всю ночь. Мертвые ведь никуда не торопятся.

— Не беспокойтесь. Мы только что закончили фотографирование. Итак, что вы скажете? Каково первое впечатление?

Доктор повернулась к Королеву, и он отметил ее потухший взгляд. В последний раз он видел ее веселой, хотя тогда Честнова занималась обезглавленным трупом. А сейчас она выглядела постаревшей лет на десять.

— В наши дни меня ничего не удивляет, — сказал она, глядя на следы крови на полу. — С точностью могу сказать одно: девушка умирала долго. При нынешней холодной погоде сложно будет установить точное время — скорее всего, она скончалась сегодня рано утром. Приезжайте в институт, и мы сразу обследуем тело. Тогда я смогу сказать вам больше.

— Но ведь вы не спали всю ночь, — заметил Королев, глядя на серовато-бледное лицо Честновой.

— Завтра мне тоже, возможно, не придется спать. Ловите момент, пока предлагаю.

Она улыбнулась, и они вместе вышли вслед за санитарами, которые понесли труп к карете скорой помощи. За всем происходящим наблюдали уже знакомые Королеву уличные мальчишки. Один из них, с худощавым лицом и рыжими волосами, одетый в фуфайку двумя размерами больше, проскочил под оградительной лентой и с вытянутой вперед рукой рванул к носилкам, которые погружали внутрь машины. Королев схватил сорванца за волосы, и тот заверещал от боли. Капитан, конечно, хотел ухватить беспризорника за фуфайку, но потом решил, что и за волосы сгодится, — неважно, что доктор Честнова в ужасе округлила глаза от такого обращения с ребенком. Королев взял сорванца за плечо и наклонился к нему.

— Ты чего? — спросил он.

В глазах мальчишки не было ни капли страху.

— Хотел посмотреть, какой она была, эта дамочка. Говорят, красивая, как ангел.

Королев замахнулся было, но краем глаза заметил осуждающий взгляд Честновой и лишь подтолкнул малого в сторону друзей, безучастно наблюдавших за происходящим. «Да, крепкие ребятишки, — подумал Королев. — В наши дни столько родителей коротают дни на зоне, на каждом углу сегодня можно встретить таких сорванцов. Если их не заберут в сиротский приют, то шансов пережить эту зиму у них мало. В приюте не намного лучше, и все же…» Он отыскал в кармане несколько копеек.

— Вот, возьмите. Купите себе щи и поешьте.

Мальчишки взяли деньги без слов благодарности, только рыжеволосый бросил на него оценивающий взгляд, заставлявший задуматься, какие люди подавали этим несчастным и почему. Королеву стало стыдно. Сколько ему? Лет десять? Столько же, сколько и Юрию, его сыну, а взгляд — как у старика, умудренного жизнью.