Роберт Кормер - Шоколадная война

- Ты говоришь «нет», Рено? — спросил Брат Лайн уже раздраженным голосом.

- Да.

- Да, что?

Перемена характера смеха в помещении класса. Хихиканье, неизвестно откуда и фырканье – реакция класса на внезапную перемену атмосферы, что бывало очень редко.

- Надо мне немного разъяснить, Рено, — сказал Брат Лайн, и его голос снова взял под контроль ситуацию в классе. — Я назвал твое имя. Твоя реакция может быть любой: «да» или «нет». «Да» подразумевает, что ты, как и каждый другой учащийся этой школы, согласен продать обязательное количество шоколада – в этом ящике пятьдесят коробок. «Нет» - и надо отметить, что распродажа сугубо добровольна, «Тринити» никого из вас не принуждает участвовать против вашего желания, это большая честь «Тринити» - «нет», подразумевает нежелание продавать шоколад, отказ от участия. Теперь, каков же твой ответ? Да или нет?

- Нет.

Губер уставился на Джерри в неверии. Был ли это тот Джерри Рено, который всегда выглядел немного озабоченным, немного неуверенным в себе, даже когда провел замечательный пасс, он всегда выглядел несколько смущенно – нужен ли был ему этот вызов Брату Лайну? Не только ему, но и традиции «Тринити»? Тогда, глядя на Лайна, Губер видел его словно на карточке фирмы «ТехниКолор»: прилив крови к его щекам, мокрые глаза, словно препарат в лабораторной мензуре. Наконец, Брат Лайн наклонил голову, карандаш заплясал в его руке, когда он делал какие-то жуткие пометки напротив имени Джерри.

Тишина, воцарившаяся в классе, была ни на что непохожа. Губер никогда такого раньше не слышал. Оглушающая, мрачная и удушающая.

- Сантусси? — назвал Лайн задавленным голосом, хоть и стремящимся придти в норму.

- Да.

Лайн поднял глаза, улыбаясь Стантусси, сверкая приливом крови к его щекам. Его улыбка напомнила ту, что на безжизненных лицах биржевых игроков.

- Тейсир?

- Да.

- Вильямс?

- Да.

Вильямс был последним. В классе не было никого, чья фамилия начиналась бы на X, Y или Z. «Да» Вильямса зависло в воздухе. Больше никто ни на кого не смотрел.

- Вы можете взять ваш шоколад в гимнастическом зале, джентльмены, — сказал Брат Лайн, его глаза сверкали мокрым блеском. — Те из вас, кто считает себя честным сыном «Тринити». Я сочувствую, тому, кто не с вами, — Ужасная улыбка вернулась на его лицо. — Класс свободен, — сказал Лайн, хотя звонок еще не зазвенел.

Посмотрим: он знал, что он мог рассчитывать на свою тетю Эгни и на Майка Терасини, чью лужайку он подстригал каждую неделю в течении прошедшего лета, на Отца О'Тауэла из молельного дома (несмотря на то, что мать могла устроить ему «резню», если бы вдруг узнала, что он зачем-либо обращался к Отцу О'Тауэлу), на мистера и на миссис Томпсон, которые не были католиками, но всегда могли помочь по любому поводу, и, конечно же, на миссис Митчелл – вдову, на её поручения у него уходило каждое субботнее утро, и на холостяка Генри Бабиню с его ужасным запахом изо рта, добивающим любого, кто бы не входил к нему в дом, но, по мнению матери Джона, среди соседей он был добрейшим и деликатнейшим из людей…

Джон Салки брался за все, что попало, например, за распродажи в школе. Год назад он впервые получил выигрыш в школьной лотерее, выиграв сто двадцать пять книг – особый приз, своеобразная Академическая Премия, вручаемая раз в год. Еще ему был вручен кубок треугольной формы, окаймленный ленточками пурпурного и золотого цвета, являющимися символами «Тринити». Его родители просто сияли от гордости. Он не был силен в спорте и доносил на своих одноклассников – может быть, иногда, но, как сказала его мать: «Ты достиг лучшего, и Бог позаботился о твоем покое». Конечно, все и всё знали заранее, потому что Джон никогда ничего не откладывал на поздний срок. Иногда, еще задолго до начала распродажи, он навещал своих постоянных клиентов, чтобы держать их в курсе происходящего, и не находил лучшего, чем просто выйти на улицу и стучаться в каждую дверь, а затем держать в руках деньги, а на следующий день напротив его фамилии в списке, вывешенном в вестибюле, должны были стать новые отметки. После чего у себя в кабинете Брат Лайн улыбался ему. Он с гордостью вспоминал, как год назад он поднимался по ступенькам за наградой, и как сам директор говорил о Большой Услуге, оказанной школе, и как «Джон Салки сполна заслужил Особую Честь». (Слова, которые в точности повторялись эхом в душе у Джона, особенно когда он видел невзрачные ряды оценок «D» и «C» в своем аттестате за каждое полугодие). А сейчас – следующая распродажа. Шоколад. Удвоенная цена по сравнению с прошлым годом. Но Джон был уверен в своих силах и возможностях. Брат Лайн обещал отметить знаком Особой Чести каждого, кто выполнит свою квоту или даже перевыполнит ее. Напротив их фамилий в списке, наклеенном на доску бюллетеней, будут приклеиваться специальные звездочки. Квота – пятьдесят коробок. Это больше, чем раньше, что поднимало Джону настроение. Хотя для многих эта квота казалась невыполнимой. Они вздыхали, стонали, чертыхались. Но Джон был полностью уверен в том, что справится. Джон Салки мог поклясться, что Брат Лайн смотрел именно на него, когда выступал с речами об Особой Чести – словно, ставил его всем в пример.

Так, посмотрим: новый жилой массив на Мейпл-Тайрас. Наверное, в этом году стоило бы побывать и здесь. Девять или десять новых домов. В первом из них, давно и точно известно, жили люди, ставшие его постоянными клиентами: миссис Свенсон – от нее иногда пахло ликером, но она всегда была готова что-нибудь купить, хотя и надолго задерживала его за пустыми разговорами. Размышляя о разных людях, Джон Салки не знал, к кому обратиться первому? Может к старому, доброму и надежному дяде Луи, который всегда что-нибудь мог прилепить на крышу своей машины, например игрушечных обезьян или ведьм, сидящих на метле, и его машина иногда выглядела так, словно была из потустороннего мира. Или же можно было пойти к старику Каполетису, жившему в конце этой улицы, он всегда предлагал чего-нибудь с ним отведать, например, холодную пиццу. Джона просто добивал запах чеснока, но он терпел это, чтобы сослужить школе…

- Эдамо?

- Четыре.

- Бьювейс?

- Одна.

Брат Лайн сделал паузу и посмотрел.

- Бьювейс, Бьювейс. Ты способен на большее. Только одна? Почему? Год назад у тебя был рекорд по количеству проданных коробок.

- Я медленно начинаю, — сказал Бьювейс. Он был неплохим парнем, правда, он не блистал в учебе, но всегда производил приятное впечатление, жил со всеми в мире и не имел врагов. — Проверьте меня через неделю.

- Класс засмеялся, и шутка понравилась Брату. Губер также засмеялся, признав своей улыбкой слабинку в напряжении. Он находил, что в последние дни в его классе смеялись даже над тем, что было совсем не смешно, просто потому, что иногда нужно было немного отвлечься. Все смеялись, пока не подошла очередь фамилий, начинающихся на R. Все знали, что может произойти, когда прозвучит фамилия Рено, но через смех все как бы игнорировали ситуацию.