Роберт Кормер - Исчезновение

Я осторожно следовал за тетей, свернувшей со Спрус-Стрит и быстро пошедшей через узкий пешеходный мост, выводящий на луга. Меня поразило, как быстро может двигаться женщина на высоких каблуках, не раскачиваясь и не виляя. Я был рад своим резиновым подошвам, когда в другой раз мои ноги скользили по деревянному мосту, издавая жуткий скрип.

Когда она дошла до скамеек на поляне для пикников в березовых зарослях, я остановился, наблюдая за ней, как всегда поражаясь ее красоте. Звуки лета заполнили мои уши, птицы сидели на ветвях и громко пели, выдавая невероятные трели, рулады, совершенно неподвластные человеческому голосу или свисту. Где-то вдали лаяла собака, - слишком далеко, чтобы как-то угрожать.

Луг переливался в солнечных лучах, и в этом обширном пространстве мы с тетей Розаной были одни, и внезапно я почувствовал, что мне уже не скрыться. Я давно уже был на открытом пространстве, долго не осознавая того.

Внезапно, она обернулась.

И увидела меня.

Мне не показалось, что, увидев меня, она удивилась. Как обычно, всякий раз в ее присутствии, я покраснел и заволновался, не зная, что делать с моими руками. И худшим теперь было то, что меня снова начала мучить вина за то, что я снова слежу за ней, шпионю и больше всего за мои запятнанные штаны несколько дней тому назад в ее комнате и за мою выставленную на показ страсть.

Непостижимое выражение ее лица манило меня к ней.

И я беспомощно приближался к ней, чтобы, хотя какая-то часть меня сопротивлялась и хотела убежать снова.

- Почему ты преследуешь меня, Пол? - спросила она.

- Не знаю, - ответил я. Кровь прилила к моему лицу, и в моих висках застучало. - Я вас свожу с ума? - закричал я в отчаянии и тут же проклял себя за этот вопрос, потому что мне это напомнило тот, другой день.

Ее локти расползлись по столику для пикника:

- Нет, Пол, я не схожу от тебя с ума. Может, я безумна сама по себе. Но ты ведь без ума от меня, не так ли?

И мне захотелось крикнуть: «Да». Потому что она холила именно к Рудольфу Туберту и, вероятно, занималась с ним любовью, когда я ждал снаружи, а его жена наблюдала из окна его кабинета. И мне захотелось крикнуть: «Нет», потому что моя любовь к ней могла заставить простить ей все, что угодно.

Я закачал головой и сказал:

- Сомневаюсь, что вы от меня без ума.

Она предложила мне сесть на скамью.

Я осторожно сел, как будто мое тело развалилось бы от резкого движения. Меня тут же охватил ее аромат, от которого почти закружилась голова, как и от близости ее тела.

- Я изначально была неправа, - сказала она. - Так вот флиртуя с тобой. Ох, это даже не флирт. Когда ты был еще ребенком, Пол, ты был особенным для меня. Своего рода стеснительность всегда была свойственна тебе, - она выпустила воздух из уголка рта, сдув со щеки прядь волос. - И таким ты для меня и остался. Но иногда я забываю о том, что ты больше не ребенок, что с тобой нельзя уже так просто…

- Нет, это моя ошибка, - закричал я, не виня ее ни за что вообще между нами. - Это моя ошибка. Это я был неправ…

- Неправ? В чем? - озадаченно спросила она.

- Неправ в том, что я шпионил за вами. Прокрался в вашу комнату, когда вас не было дома. Следовал за вами сегодня. Это не мое дело, где вы и чем занимаетесь, - и затем я застыл будто перед прыжком с самого высокого шпиля собора Сент-Джуд, не заботясь о том, что разобьюсь на миллион частей. - Я люблю вас…

- О, Пол, - выдохнула она, будто ее горло было сдавлено. - Это - не любовь…

- Это - любовь, - сказал я, уже имея ответ. - Я знаю, что мне лишь тринадцать, но это - любовь, не увлечение, не привязанность щенка. Я все об этом знаю из книг и кино. Я тебя вас, всем сердцем. Я буду любить всегда.

Признание освободило мой дух и душу. Я хотел бежать и взывать к небу, присоединиться к птицам в их пении. Но увидел ее грустный взгляд, я отодвинулся.

Она потянулась и коснулась моего плеча, и его обожгло сладким теплом.

- Это - лучшее из того, что ты когда-либо мне говорил, - прошептала она. - И я никогда не смогу забыть эти слова, Пол. Но ты не должен любить меня. Я - твоя тетя. Я слишком стара для тебя. Ты еще полюбишь дюжину девочек, пока не сделаешь свой выбор. И тогда ты будешь оглядываться на свою старую тетю Розану и удивляться: «Что я в ней такого нашел?»

- Не говорите так, - закричал я, и слезы брызнули из моих глаз, подбородок задрожал, он всегда предавал меня. - Я буду всегда любить вас и не сумею кого-либо еще.

Она взяла мою руку, а мне захотелось забрать ее, потому что моя ладонь была мокрой от пота. Моя рука уже была в ее ладонях, и казалось, она не замечала влагу моих пальцев. И я почувствовал к ней такую близость, что мне уже было нестрашно задать ей тот вопрос, который у меня всегда был при себе:

- Почему вы уехали из Френчтауна, тетя Розана?

Она посмотрела вдаль, куда-то на горизонт, где старые сараи дымились в знойном воздухе, походя на доисторических животных, сделавших привал.

- На то было много причин, - рассеянно сказала она.

- Пожалуйста. Вы сказали, что я больше не ребенок. Так что больше не говорите со мной, как с дитем, - моя смелость удивила меня. Ее рука, все еще сжимающая мою, подарила мне храбрость.

- Ладно, - сказала она, глядя прямо мне в глаза. - Я оставила Френчтаун, потому что была беременна.

Я никогда не слышал, чтобы это слово произносилось громко. Однажды я слышал, как мать и другие женщины описывали кого-то как явившемся «по семейным обстоятельствам» или «неожиданно» и даже эти слова произносились чуть ли не шепотом. На углах улиц стояли «трахнутые» девушки. «Беременность» и производные от него слова были почти вульгарными, чуть ли не отвратительными.

- Это тебя потрясло? - спросила она.

- Нет, - сказал я, пытаясь скрыть свой шок.

- Я не была замужем, Пол, но хотела, чтобы у меня был ребенок. Я знала, что мне из-за этого придется уехать, чтобы родить ребенка, - она сдула прядь волос, снова упавшую на щеку. - О, я полагаю, что можно было бы сделать аборт, если бы я не хотела рожать, но я никогда бы на это не пошла. Я всегда любила детей…

В тот момент я знал, что я буду любить ее всегда.

- Я уехала отсюда раньше, чем все бы увидели, что я беременна.

- Уехали куда?

- В Канаду, к своей тете Флорине и дяде Августу. Они были очень добры ко мне. Они меня ни о чем не спрашивали, а мне не надо было им лгать. Они живут все там же, в Сан-Джекусе. У них маленькая ферма. Они заботились обо мне. Все устроили. Договорились с доктором, со стариком из округа. Но ребенок родился мертвым.

Я ничего не говорил. Вокруг было тихо, как будто птицы и маленькие лесные звери затаили дыхание в ожидание продолжения рассказа тети Розаны.

- Девочка. Я видела ее лишь раз, - продолжила она. И затем с легкой насмешкой: - Ты знаешь, Пол, все новорожденные, которых я когда-либо видела, были красными и сморщенными, но не мой ребенок. Она была розовой, как розы в саду у твоего дедушки. Пол минуты она была на моих руках, а затем ее унесли. Она похоронена в кладбище за собором Святого Джекуса. Я ни разу туда не ходила.