Роберт Кормер - Исчезновение

Я все время учусь любить их. Я переживаю за болезненную застенчивость Дебби, особенно когда она оказывается за спиной у всех, нахально добивающихся своего. Я необычно горд за Майкла, когда тот получил первое место на конкурсе сочинений в школе, мастерски описав Гетисбургскую Битву, дополнив все это панорамой с миниатюрными солдатами и пушками, которых он вырезал и клеил из бумаги всю зиму. Лаура настолько красива и хрупка, что мне хочется стать рыцарем на белом коне, чтобы защищать ее от всех бед, от бандитов и хулиганов, с которыми она неизбежно будет сталкиваться.

Эхо Розаны отозвалось и в новом поколении. Так же, как моя сестра Ивона любит яркие и вызывающие цвета, так же легка в общении с мальчиками Донна, храня для меня и другие сюрпризы Розаны. Где-то есть старые фотографии Розаны в детстве, где она так похожа на Донну в этом возрасте за исключением того, что черты Донны гораздо тоньше, будто кровь, текущая по венам Морё, с появлением на свет нового поколения очистилась. Иногда у чуть ли не слезы выступают у меня на глазах, когда я смотрю на Донну.

Никто и знать не может, как сильно я любил Розану. Это была бесполезная любовь, потому что Розана исчезла от моей жизни, как и из жизни семьи. Она больше не писала писем, не посылала открыток и не появлялась на праздники. Время уходило, и вместе с ним моя тоска о ней тускла и теряла свою силу. Но иногда вдруг бывают моменты, когда Донна входит в комнату, или случайно мною увиденная на улице женщина в проблеске вечернего света напоминает мне ее своей походкой или развеянной ветром прической – и тогда моя старая мука возвращается.

Я внимательно изучал детей, постоянно искал ключ, сигнал, но никаких признаков исчезновения ни в ком из них не наблюдалось.

Это было однажды летом. У Кевина выступила сыпь. Он был весь в отца – крепкий, широкоплечий, с большими и сильными руками, которые в прежние времена идеально подошли бы для работы где-нибудь на фабрике. Сыпь стремительно развивалась, когда мы все шли по улицам Френчтауна на Мокасинские пруды за черникой, которой там было в изобилии. Маленькими прыщиками покрывались руки и грудь, и мелкие складки кожи Кевина, показалось, начали светиться. Я был заворожен этим необычным свечением, мой пульс заметно участился. Было ли это признаком исчезновения? Я рассматривал его плоть, будто препарат в лаборатории, пытаясь быть объективным, но я не был способен отрицать, что в моих венах кровь чуть ли не закипела, а пульсация в висках стала невыносимой. Впоследствии, когда Кевин побывал у врача, то стало ясно, что это лишь аллергическая реакция. И все же я осознавал до конца, что Кевин не был тем исчезателем, которого я искал. Ни один из этих детей им не был.

Откуда я мог это знать?

Не было ясно, откуда, но я знал. Дядя Аделард говорил, что что-то в крови потянуло его обратно во Френчтаун, когда стало ясно, что я готов к исчезновению – зов не поддавался сомнению. И этой весной, сидя у себя в квартире на третьем этаже, я почувствовал этот зов. Иногда я пробуждался среди ночи, будто в ответ на отдаленный голос, который взывал в мольбе средь темноты. А в другой раз, осознание чего-то нового начинало будоражить мое воображение. Это напоминало вычеркнутые из памяти давно прошедшие события, которые нельзя было вспомнить, как бы ты не старался. Подолгу ворочаясь в постели, я не мог уснуть. Я знал, что следующий исчезатель дает о себе знать, что он уже ходит где-то по улице – исчезатель нового поколения.

Но где? Я не знал. Но я знал, что где-нибудь на нашей планете он существует.

Однажды ко мне в дверь постучала моя сестра Роз. Я был удивлен, увидев ее в прихожей с чемоданами. Увидев меня, она нахмурилась и спросила: «Можешь на день-другой принять гостя? Я могу спать на кушетке…»

Когда она вошла в кухню, то выглядела усталой и разбитой.

- Мне нужно было уехать, - сказала она. - И я поняла, что мне больше некуда приехать, кроме как сюда – во Френчтаун. Но мне не хотелось беспокоить Ма и Па и заставлять их волноваться. Вчера вечером я ночевала в мотеле. Но подумала, что может быть, на пару дней остановлюсь у тебя.

- Все, что у меня есть - твое, - сказал я. - Я предпочитаю кушетку, все равно сплю плохо.

Я ее ни о чем не спрашивал. Казалось, что она была на грани отчаяния. Слегка коснувшись ее плеча, я поцеловал ее в нос. Она подняла руку и погладила мою щеку.

- Старый добрый Пол, - сказала она. – На тебя всегда можно положиться.

Моя младшая сестра. Она давно уже стала взрослой женщиной во всей своей красе, при этом оставшись моей младшей сестрой. Она обеспокоена своим весом:

- Я ем очень осторожно, потому что все идет мне только во вред, а вообще, еще недавно, я была страшной обжорой.

Она надолго заняла ванну, затем переоделась в другое платье и в изношенный, растянутый синий свитер.

- Я проголодалась, - объявила она. – Хочу чего-нибудь отвратительного, вроде пиццы…

Пиццерия заняла помещение бывшей «Аптеки Лакира», и я заказал большой картон самой лучшей пиццы, которую мы с Роз быстро проглотили, а обилии запивая пивом.

- Вкусная еда - страшная месть, - сказала Роз.

Наконец, когда, скрестив ноги, я сидел на полу, а Роз, сутулясь на кушетке, дожевывала последние остатки пиццы, она начала говорить.

- Проблема с детьми. Это так просто и легко, и так сложно и тяжело. Я хочу детей, а Гарри – нет, - она вздохнула и стерла со щеки остатки томатного соуса, а затем, глядя на меня, нахмурилась, сделав мрачное лицо. – Я не просто хочу детей, Пол, они нужны мне. Не надо полный дом детей, одного для начала. Но он не хочет и слышать, говорит, что не хочет, чтобы дети вошли в этот ужасный мир. Глупости, говорю я. И у нас борьба. Мы спорим. Я пытаюсь соблазнить его. Он холодеет, и это разрушило нашу сексуальную жизнь. Черт, это разрушило всю нашу жизнь.

- Возможно, со временем все изменится, - сказал я. - Тоска по бессмертию. По истинному бессмертию, Роз. Ребенок – он для того, чтобы нести в будущее твою кровь, твои гены… возможно, он сумеет это понять...

Не стоит заключать пари, - сказала она. - Когда с кем-то долго живешь, то познаешь его до конца. Я знаю Гарри. И это доводит до отчаяния, до полного уныния. Он никогда не изменится.

Она несчастно откинула прядь волос со лба. Морщинками на ее лбу было выписано горе.

- Во всем остальном он любезен и внимателен, он - любящий и заботливый муж. И, послушай, я, конечно же, не совершенство. Я продолжаю толстеть. У меня не легкий характер. Я отнюдь не совершенная жена и соседка по комнате…

- Ты совершенна в моих книгах, - сказал я.

- Да, нет же, - возразила она, ее голос стал острее, что еще больше утяжелило мою печаль. – Вообще-то, если подумать о детях, то здесь есть доля иронии… и патетики…