Роберт Кормер - Исчезновение

- Он всегда хорошо ко мне относился. И даже как-то раз купил мне настоящий шотландский виски – «Скотч», хотя это уж слишком большая роскошь для меня. Он показывал мне всякие фокусы, и даже извлек из ниоткуда бутылку виски, - он взял бутылку за горлышко, как кролика из шляпы. – А потом вдруг он стал избивать меня, делать всякие гадости. Он больше не покупал мне ничего, что можно было бы выпить. Он начал громить город.

Он завалился назад, прислонившись к стене. Его подбородок медленно опустился на грудь. Он закрыл глаза, и я побоялся, что потеряю его. Но он вдруг сказал:

- И его отчим. Ужасный человек. Он использовал его, чтобы избивать. Он нещадно избивал бедное дитя и его Ма. Его звали Леонард Слатер. Несколько недель назад его нашли в своей постели забитым до смерти молотком. Большая тайна для полиции Ремзи, но я знаю, кто это сделал…

Я должен был быть готов к тому, что он совершит убийство. Убийство было тем самым окончательным разрушением, начиная с моего прибытия в Ремзи. Теперь мне хотелось бежать как можно дальше от этого подвала и города, уйти от этого старика с его патетикой и его ужасного рассказа. Я пробовал уйти от большинства своих исчезновений, чтобы жить и думать, что я преуспел, но теперь было ясно, что от всего этого уйти было невозможно. Если не в моем поколении, то в следующем.

И мы оба стали убийцами.

- Как его зовут? - спросил я.

- Оззи, - ответил он почти мечтательно. - Оскар, но никто его так не называет. Бедный парень, с носом, похожим на гнилой помидор. Как вы сказали, он всего лишь мальчик. Он живет с монахинями в женском монастыре. Ему лишь тринадцать лет отроду, но то, что он делает, мистер, все, что он делает… Меня от этого бросает в дрожь. Благословите Всевышнего за то, что можно выпить.

Его рука потянулась к бутылке. Он поднес ее к губам и осушил последние немногие унции того, что там осталось, до последней драгоценной капли.

Об исчезновении мы не говорили, оба об этом молчали. Но теперь мне надо было в этом убедиться, чтобы рассеять любые сомнения, которые могли бы остаться.

- Что вы имеете в виду, говоря о том, что он делает?

- Вы знаете, что я имею в виду.

- Скажите, что?

Забрасывая пустую бутылку в дальний угол, он наблюдал за ее спиралью в воздухе, за тем как она отскочила от стены и, не разбившись, оказалась на полу.

- Он исчезает, - закричал он. - Он становится невидимым, - и, повернувшись ко мне, он сказал. - То, что он делает, невозможно. Но он это делает. Он растворяется в воздухе, просачивается сквозь воздух. И, мистер, если он может делать это, то он может все…

Он развалился на кровати, будто перестав дышать, будто он заставил себя сделать нечто невозможно тяжелое.

- Когда в последний раз вы его видели? – спросил я.

Его голова каталась по груди из стороны в сторону. Было трудно определить, сидел он, или лежал, но, казалось, что он внезапно застыл в параличе или даже умер.

Его ноздри начали сопеть, и он мягко захрапел.

Я мягко качнул его за плечо и окликнул по имени: «Мистер Пиндер… Мистер Пиндер…»

Ответа не последовало. Храп становился все громче и громче, грудь начала раздуваться в такт с храпом, рот открылся, и слюна тонкой струйкой начала падать на его старый, грязный свитер.

Какое-то время я ждал, слушая его храп. В раскрытом рту зиял его окровавленный, сломанный зуб, а на лице темнели синяки. Я просчитал до тысячи, останавливаясь перед каждым следующим числом, затем была еще одна тысяча. Наконец, я заставил себя подняться и выйти из этого мрачного подвала, который он назвал своим домом. Кто я был такой, чтобы будить его, где бы то ни было, лишать укрепленного мускатом сна?

Вся трудность была в том, кого убить первым.

Булл Цимер всегда был во главе списка, затем следовала мисс Бол, а дальше можно было заняться и другими детьми в школе. Но голос продолжал настаивать на другом, убеждая его сначала убить Сестру Анунсиату, а затем незнакомца, насмехаясь над ним и иногда своими частыми посещениями доводя Оззи до истерики так, что тому хотелось плакать.

Оззи понимал, что незнакомец знает слишком много, вероятно, саму тайну исчезновения Оззи. Но откуда, он это не осознавал. Пока еще. А что, если этот незнакомец – его истинный отец? Оззи нужно было в этом убедиться перед тем, как выполнить то, что от него требует голос.

С Сестрой Анунсиатой было иначе. Убить ее было идеей голоса, сам Оззи этого не хотел. Кроме того, если он ее убивал, то возникала бы проблема. Снова приехали бы полицейские, и снова бы ему задавал вопросы лукавый офицер в клетчатом зеленом жакете – тот, что допрашивал его тем вечером о подробностях смерти старого мошенника, который никогда так и не стал бы его Па. В его вопросах было немало подозрений.

« Он обязан быть подозрительным ».

«Легко тебе говорить. Но он подозревал не тебя, а меня».

« Ты что - ненормальный? Он никогда не увидит тебя, если ты того не захочешь. Будь умницей. Используй свою невидимость, чтобы убить ее так, чтобы никто ничего не заподозрил ».

«И как я могу это сделать?»

« Просто. Ее нужно убить на виду у монахинь – перед свидетелями. Стать невидимым, а затем ударить ее. Сильно. Так, чтобы она не встала и тут же умерла. Никто не будет знать, что это ты. Все подумают, что это сердечный приступ ».

«Не думаю, что мне нужно ее убить».

« Она наблюдает за тобой, не так ли? У монахинь бывают необычные способности. Они знают такое, чего другим не дано. Что, если она знает о том, что это ты убил своего Па? »

«Он не был моим Па».

Именно в этот момент Сестра Анунсиата, проходя по коридору, остановилась за спиной у Оззи, смотрящего в окно со шваброй руке.

- Мечтаешь, Оззи? - спросила она. Ее голос был мягким и доброжелательным, почти как у его Ма. Продолжала ли она игру, претворяясь доброй и общительной?

- Всего лишь отдыхаю, - ответил он.

- Ты можешь немного погулять, Оззи. Сходи в город, купи мороженное. Работа - это не забава… - и она коснулась его плеча.

Ему нужно было тщательно взвесить все, что ему теперь сказала Сестра Анунсиата. Он вслушивался в ее слова и пытался понять, не значило ли в них одно что-нибудь совсем другое.

- Когда закончишь уборку, то можешь быть свободен, - сказала она, снова сжав в руке его плечо, и он подумал: в этом ее жесте какое-то послание, или что-то от его голоса, который он в этот момент не слышал.

- Конечно, Сестра, - сказал он, продолжив работать шваброй, после того как где-то под ее юбкой заскользил по коридору шар ее невидимых ног.

Он закончил мыть пол и повесил швабру на крючок в конце коридора, затем он переоделся в маленькой комнате около кухни.

« А что старик? »