Роберт Кормер - Наше падение

— Он сказал, чтобы, войдя сюда, я была осторожна. Думаю, он что-то заподозрил, Майки. Он сказал, чтобы я десять минут не выходила отсюда, он собирался позвонить в полицию…

Майки склонил голову, чтобы оценить ее по-другому — теперь, не как обитателя зоопарка.

Он улыбнулся, и широкая улыбка обнажила его зубы.

— Думаешь, что Авенжер не умен, — сказал он. — Думаешь его можно надуть…

— Я не пытаюсь тебя надуть. Я лишь передала тебе его слова.

Майки перехватил нож в правую руку и взмахнул им. Длинное лезвие со свистом разрезало воздух.

— Ладно, если копы сюда войдут, то Авенжер успеет сделать свою работу, — он захихикал и подошел ближе. — Не так ли? Если он сделает свое дело быстро, то это не будет слишком больно.

Он стоял и смотрел на нее. Его лицо было печальным. В глазах не скрывалось раскаяние. И тут вдруг она поняла, что он собрался ее убить на самом деле. Если он продолжал нести свой напыщенный бред, прыгая перед ней, смеясь и крича, то она могла еще на что-то надеяться.

«Дай прочитать мне молитву…»

Она только собралась это сказать. Это была бы ее последняя просьба. Паники уже не было. Она принимала все как есть — без иллюзий.

— Нет, — вскрикнула она, отрицая панику и приняв все, как есть. Нельзя было даже предположить, что такое может случиться. «Мне шестнадцать лет, и я не собираюсь умереть вот так — глупо и нелепо», — подумала она.

Перед ней стоял Майки Стейлнг, который уже не был Авенжером, одиннадцатилетним монстром. Ей надо было показать ему, кто он на самом деле.

— Знаешь, сколько лет тебе, Майки? — спросила она, делая все, чтобы в ее голосе не звучало отчаяние.

— Я — не Майки. Я — Авенжер.

— Ты не можешь быть Авенжером. Авенжеру одиннадцать лет.

— Мне одиннадцать, — возразил он, нож выскочил из его руки, в голосе не скрывалось раздражение.

— Нет, тебе не одиннадцать.

— Нет, одиннадцать.

Это уже было похоже на спор детей на школьном дворе.

— Знаешь, почему тебе не одиннадцать?

Он вопросительно склонил голову:

— Почему?

— Потому что, если бы тебе на самом деле было одиннадцать, то ты бы не смотрел на меня так все это время. На мою блузку, грудь.

Будто загипнотизированный ее словами он уставился на ее грудь. И вспомнив, как он касался ее груди тряпкой, которая была у него в руке, она сказала:

— Одиннадцатилетний мальчик не сделает такого. Но ты… ты это делаешь. Ты смотришь на мою грудь.

Он отвел глаза. В его больших глазах она увидела вину.

— Потрогал ли ты меня, связав? Щупал мою грудь?

Одиннадцатилетний мальчик на такое не способен. И если ты это делал, то ты не Авенжер, и тебе не одиннадцать…

— Я — Авенжер, — сказал он, устрашая. Глаза снова были на выкате. — Я — Авенжер, я мщу за все ужасное, что есть в мире, и мне одиннадцать лет.

— Одиннадцать тебе было много лет тому назад, Майки. Когда ты убил того задиру. И это было плохо. Но тебе больше не одиннадцать. И я не задира. Я — Джейн Джером, а ты — Майки Стейлинг…

— Я… — он уже не знал, что и сказать. Он нахмурился, его рот был открыт, язык трепетал между губами, глаза заметались по ее груди и куда-то в сторону.

— Ты убил своего дедушку, — Авенжер этого не делал. Это сделал ты. Майки Стейлинг. Что бы сказала мама, если бы узнала? Мама бы пришла в ярость и наказала бы тебя.

— Нет, — закричал он. — Нет.

— Да, — возразила она. Веревки, которыми она была привязана, натянулись еще сильнее, вонзившись ей в запястья. Она старалась не касаться щеками затвердевающих пятен рвоты. Волосы упали ей на лицо, запястья были красными, в глазах жгло. — Да, да, да… — каждый слог вырывался изо рта, будто огонь, неся в себе обвинение и отчаяние. — Да, ты убил своего дедушку… дедушку, который тебя любил.

— Нет, — снова закричал он в ответ. В одном этом коротком «нет», больше напоминающем повисший в воздухе вой зверя, не скрывалась мука. — Неееет… — это был протяжный звук. — Неееееет… — будто эхо, повисшее между стен запыленного помещения под навесом. — Неееееет… — полное боли и беспомощности. — Неееет…

Он присел, разглядывая нож, будто видел его впервые. Он поднял его с полу и рубанул по себя по запястью.

— Я любил дедушку, — сказал он. — Он водил меня в кино и покупал мне «М&М»… как мы ими хрустели…

Он еще раз взглянул на выступающее из кулака лезвие.

— Авенжер меня заставил, — сказал он, глядя на Джейн огромными, полными слез глазами. — Я не хотел это делать.

И он снова взглянул на запястье: кровь капала на пол. Он взял нож в другую руку. Его действия были медленными и обдуманными. Он будто бы наблюдал за тем, как это делает его рука. И Джейн вдруг осознала, что видит перед собой двоих в одном теле: старого, доброго, вежливого Майки Стейлинга и одиннадцатилетнего Авенжера, который его убивал. Теперь он перерезал другое запястье и, не торопясь, с любопытством наблюдал, как кровь стекает на пол. Этот порез был глубже, первого. Кровь разбрызгивалась по воздуху маленьким фонтаном, бьющим из его тела. Он взял нож и воткнул его себе в живот, застонал и обернулся, чтобы взглянуть на Джейн.

— Момми… — простонал он, глядя на нее. — Момми… — его голос становился все слабее. От его рубашки, на которой медленно увеличивалось красное пятно, исходил запах крови, смешиваясь у нее в ноздрях с запахом рвоты (на самом ли деле кровь как-то могла пахнуть?).

Видя, как его оставляет жизнь, она почувствовала, что сама отчасти также становится меньше. Ее мысли вернулись к Бадди — к тому Бадди, которого она предала.

— Джейн, — пробормотал Майки, подняв руку и пытаясь сказать что-то еще. Его губы двигались, глаза умоляли, на губах начали надуваться пузыри, производя звуки, которые она распознала не сразу — звуки смерти.

Бедный Майки Лунни.

Когда он закрыл глаза, то дверь распахнулась, и двое полицейских ворвались в помещение. Снаружи выли сирены. Изумившись внезапному оживлению, в дверях она увидела Эймоса Делтона. Он все также прижимал к груди книги, на нем были все те же высокие ботинки с длинными шнурками, как у мужчины среднего возраста, и эти шнурки волочились по земле.

— Извини, это заняло много времени, — сказал он, и заплакал.

«Как мне всех их жаль», — подумала она и заплакала сама.

Бадди не думал о том, где в это время была Джейн, до одиннадцати часов. В этот вечер о встрече они не договаривались: она с матерью оправилась в «Мол», чтобы купить одежду на лето. Бадди решил остаться дома и заняться заданными на дом уроками, не смотря на то, что это был вечер пятницы. В доме было до невозможности тихо. Мать, после бесконечных разговоров об этом за столом, чтобы, наконец, уединиться, решилась уехать на выходные. «Если я поеду, то удастся ли мне взять под контроль свою жизнь?» — это был вопрос ее жизни. «Неплохо бы побывать у психолога», — как всегда отвечала ей Ади, с чем Бадди также соглашался. Несмотря на угрызения совести, этот вечер Ади проводила дома у кого-то из друзей, в последний момент пытаясь разрешить проблемы с выпуском ее школьного спектакля. Собравшись уйти, она остановилась в дверях и оглянулась на Бадди, послав ему вопросительный взгляд.