Рекс Миллер - Тень в камне

Но тут случилось то, чего даже Джек не мог представить в своем изощренном воображении. Блондинка с голубыми глазами, красотка высший класс, законченная отполированная версия с рекламного плаката возникла в дверях. С ума можно сойти! Она направлялась к Джеку, и он постарался не упасть.

— Мистер Эйхорд? — спросила она таким голосом, которому позавидовали бы ангелы, и в паху у Джека затлел огонек желания.

— Да, у меня назначена встреча с госпожой Коллиер.

— Привет. — Что за улыбка! — Я Ноэль, — промолвило видение, пожимая ему руку, при этом волна желания охватила Джека. — Прошу в мой кабинет, — пригласила мисс Коллиер, повернулась и пошла вдоль по покрытому плюшевым ковром коридору, предоставив Джеку возможность внимательно изучить остальные части ее упаковки. Эйхорд следовал за ней по пятам; не отрывая глаз.

Он понял теперь, что проделали Джонс и Секси-леска. Они пригласили старших партнеров адвокатской фирмы на родео, те там увидели девушек из группы поддержки и слегка ошалели. После этого они наняли несколько самых сексуальных, надели на них блузки с низким вырезом, короткие юбки и посадили их на место секретарш. Потом взяли самую сексуальную, одели ее в дорогой, сшитый на заказ, костюм и туфли за 300 долларов и велели ей изображать из себя адвоката по имени Ноэль Коллиер.

Это была просто фантастика. О Господи, о Боже мой! Да, Эйхорда все умиляло в женщинах. Особенно ум. Да, ему нравилось, как они размышляют. В то время как другие распускали слюни по поводу больших грудей или длинных ног в прозрачных чулках, призывных глаз или чувственных ртов, он обращал внимание на ум. Он искренне обожал женщин и тот таинственный, прихотливый путь, которым следовала их мысль.

Но — да, фанаты спорта, — во вторую очередь ему нравилась та часть тела, на которой сидят. Он обожал зрелище и особое ощущение, испытываемое им при виде упругого, округлого, совершенного женского зада. Великолепный зад мог, как говорится, обвести его вокруг пальца.

Итак, к тому моменту, как Ноэль Коллиер дошла до конца коридора, повернула и вошла в свой кабинет, Джек был готов. Он испытал всю глубину наслаждения при виде двух половинок, трущихся друг о друга, как два маленьких опоссума в мешке, и действительно был готов пасть на колени и, не сходя с места, предложить руку и сердце. На полном серьезе. Да что там руку и сердце! Он был готов предложить неизмеримо больше.

А когда она опустила это чудо на сиденье стула и снова обратила на Джека взор, то была слегка шокирована, увидев всю гамму нескромных желаний, отразившуюся на физиономии полицейского, зрелище показалось до того смехотворным, что она чуть не расхохоталась ему в лицо.

Эйхорд был потрясен, и ему потребовалось время, чтобы перевести дух и представиться.

— Я занимаюсь расследованием убийств, — запинаясь, начал он, — и, поскольку вы, то есть нам сообщили, что с вами можно поговорить, то есть, уф, вы разговаривали с мистером Хакаби и... — Он продолжал бессвязно бормотать, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы справиться с собой, но ее глаза были так сексуальны, так завораживающи, что его благие намерения разлетелись в прах. Подобная женщина ему не встречалась никогда.

Он не слышал, что говорил ей, и никак не мог сосредоточиться на цели своего визита, потому что был сокрушен великолепием этой женщины, и его переполняло ненасытное, всеохватывающее желание. До нее дошел юмор ситуации.

Она сидела и смотрела, как он делает из себя идиота, в то время как Джек продолжал нести околесицу:

— Я думал, что поскольку занимаюсь делом Хакаби, то можно было бы куда-нибудь пойти и, уф, понимаете, поговорить о положении вашего подзащитного и...

В ответ только моргание. Просто моргание. Одно единственное, огромное, мохнатое, яркое, грохочущее, бьющее в глаза, отдающееся эхом в ушах движение длинных ресниц, которые прикрывали голливудскую голубизну.

Наконец он окончательно сбился, покраснел и умолк. Господи! Что со мной происходит? Я сошел с ума? Рехнулся? Что со мной такое? Джек попытался встряхнуться, но у него так пересохло во рту, что вряд ли он сможет произнести хоть слово. Он был весь в поту, у него перехватило дыхание, будто получил прямой в солнечное сплетение... о-о-ох!

— Я надеялся, э-э, что мы могли бы, знаете ли...

Да, конечно, она прекрасно знает, на что надеешься, ты, деревенщина. Ты детектив или сексуальный маньяк? Какого черта?! Тебя пригласили в Даллас заниматься расследованием или совокупляться?

Он кусал губы и вонзал ногти в ладони, лишь бы отвлечься от той единственной мысли, которая внезапно необъяснимо захватила всего его, не оставив места для других — о преступлении, насилии, убийстве, мотивах, странных несоответствиях в деле Хакаби, — словом, обо всем том, что привело его к знаменитой Ноэль Коллиер.

Поражение было внезапно. Как химическая атака. Как удар током. Как взрыв. И безошибочно. Так вот иногда случается. И без всяких заигрываний с его стороны. Оно мертвой хваткой держало Эйхорда своей влажной горячей ладонью, и все сжимало медленно, безжалостно, неумолимо; и Джеку это нравилось, и он готов был позволить делать с собой все, что угодно, при условии, что свое получит.

Джек много знал о лицах. Перед ним было самое красивое лицо, какое он когда-либо видел. Ослепляющая и вызывающая бешеное сердцебиение красота. Да уж! Вы созерцаете эту красоту, судорожно глотаете и потом пытаетесь прийти в себя. Эротика чем-то смахивает на религиозный экстаз, особенно когда соединена с пламенным влечением. Но Эйхорду было известно, что Камю называл такие лица «масками». Маски, которые носят все. И в какой-то момент он вдруг увидел, что под безукоризненной маской этой женщины, — холодное равнодушие. И, конечно, поэтому... И поэтому... И именно поэтому он прямо спросил ее. Без всякого вступления и намека на интерес с ее стороны. Ситуация была против него. Джек явно напрашивался на отказ — к тому же он полицейский, а она знаменитый адвокат, они по сути противники, и никакая связь между ними невозможна, даже если для этого есть основания. И тем не менее он прямо спросил ее. Он не смог сдержаться. Кто-то как будто дернул его за язык.

К ее чести, она не возмутилась. Джек не услышал ни один из той сотни ответов — «Ни за что, вы, подонок» или «Я совсем не знаю вас, вы, омерзительный самонадеянный тип», — которые, придумал, пока снова и снова переживал свое унижение в результате своего удивительного неумелого и легкомысленного обращения к ней. Он долго не мог смириться с тем, что его отвергают. Просто не мог поверить. Он прямо спросил ее, а она не ответила ни согласием, ни отказом, только быстро улыбнулась, чуть не расхохоталась, распахнула свои роскошные глаза, чуть-чуть склонила набок очаровательную головку, слегка изогнула бровь. И это означало прямой и недвусмысленный отказ. Джек не мог просто в это поверить. И точно так же как он упорно не верил в то, что его отвергли, так и она не верила в то, что он осмелился спросить. Вся ее поза выражала прямой, откровенный вопрос из трех слов: «Вы... что... серьезно?»