Сэм Хайес - Чужой сын

На улице Лорелл разорвала упаковку от эскимо и бросила ее на тротуар рядом с дверью в магазин.

— Нет, Лорелл, — сказал Макс. — Подними бумажку и брось в урну.

Малышка послушно сделала, как он велел. Розовое эскимо торчало у нее изо рта. Макс взял Дэйну за плечи и развернул к себе.

— Мы целовались, — ровным голосом сказал он. — Теперь ты расстроена. Прости.

Глаза Дэйны наполнились слезами.

— Не извиняйся, — прошептала она. — Ты тут ни при чем.

— Тогда в чем дело?

Лорелл ухватила сестру за руку.

— Просто… Просто… — Дэйна посмотрела куда-то вверх и всхлипнула. — Я почувствовала что-то такое горячее в сердце, я не знала, как это вынести. И еще я разозлилась.

— Почему? — Макс едва осмеливался дышать.

— Потому что… понимаешь, таких, как мы с тобой, никто не любит.

— Таких, как мы с тобой?

Дэйна отвернулась и негромко сказала.

— Знаешь, со мной всю жизнь плохо обращались. Я уже перестала это замечать. Стала неуязвимой к насмешкам и издевательствам. Как будто на мне броня. Но только…

Почему она считает, что именно это их объединяет? С другой стороны, здорово, что она считает их похожими. Макс прекрасно понимал, каково это — ходить в броне.

— Но только что?

— Только теперь я стала уязвимой. Броня пробита. Мое сердце все чувствует.

Дэйна покраснела и потащила Лорелл прочь.

Макс смотрел им вслед. Он понял, о чем говорила Дэйна.

Крыша хижины протекала. Часть коробок намокла. Макс разорвал парочку и проверил содержимое. Расставил тарелки на сухие коробки. Тарелки были уродливые, точь-в-точь как в доме чокнутой старушенции. Грязно-бежевого цвета, с жуткими цветочками, яблоками и виноградинами. Макс запустил тарелкой в стену.

— Обеденный сервиз на двенадцать персон. Теперь на одиннадцать.

Он схватил суповую тарелку и разбил ее тоже. Фаянсовые осколки усеяли лачугу.

Скоро от сервиза ничего не осталось. Макс ногой вышвырнул коробку на улицу. Снова полил дождь. Макс плюхнулся в автокресло и закурил.

— Неуязвимы, — прошептал он. — Мы с тобой неуязвимы.

Он зажмурился и глубоко затянулся. Перед глазами стояло лицо Дэйны, а вокруг вращался размытый мир.

Незнакомые ощущения оглушали его. Он тряхнул головой. Нужно передвинуть линолеум, пока все тут не пришло в негодность. Он потрогал мокрые коробки. Утюг. Он бы подарил его кому-нибудь, но кому нужен утюг. А вот соковыжималка и набор для вышивки. Набор он положил на кресло. Отдаст его Лорелл. Будет повод увидеться с Дэйной, узнать, как она.

Макс набрал цифры на кодовом замке. Вставил ключ. Каждый раз дверь будто становилась все более чужой. Ручка и дверной молоток сверкали — спасибо Марте. В холле пахло только что срезанными лилиями — мать настаивала на том, чтобы цветы меняли каждые три дня.

Он скинул ботинки и зашвырнул в шкаф. Мать взбесится, если узнает, что он разгуливает по дому в башмаках. «Ты тащишь уличную грязь в наш дом». Честно говоря, Макс с трудом мог назвать это место своим домом.

Он прислушался. Марта уже должна уйти. Мать — ну, она могла быть где угодно, от Нью-Йорка до Селфриджа. Может, она в студии. Ему было все равно. Всякий раз, пересекаясь дома с матерью, Макс лишь убеждался, насколько он не вписывается в эту жизнь. Он, конечно, рад, что эта инакость сблизила его с Дэйной, но он хотел бы быть как все. Достаточно того, что он внешне выделяется.

— Макс? Это ты? — Голос был резкий, повелительный.

Он застыл на лестничной площадке.

— Ага.

— Зайди на минуту.

— Что, мам?

Мать сидела за своим рабочим столом в кабинете, коричневый кожаный портфель с бумагами лежал у ее ног. Волосы сияли золотом, губы, казалось, тоже светились. Мать выглядела потрясающе. И почему он раньше этого не замечал? Это поцелуй с Дэйной его так изменил?

— Просто хотела тебя увидеть. Узнать, как ты. Присядь. — Она указала на кожаное кресло в другом конце комнаты. Макс убрал с кресла мохеровое покрывало и сел, надеясь, что джинсы у него чистые. — Как у тебя дела?

О господи, похоже, назревает один из тех разговоров, которые он терпеть не мог. Скорее допрос, чем беседа между мамой и сыном. Макс даже не помнил, когда видел мать в последний раз, — может, на прошлой неделе, когда у нее были гости? Ну да, точно. В дом набилась целая толпа стариканов с хриплыми голосами, весь вечер трепались про виагру и поло. Да еще врубили какую-то жуткую попсу, так что пришлось по-быстрому уматывать к отцу. Спать на его диване в сто раз лучше, чем наблюдать, как мать тусуется всю ночь со своими тупыми богатыми друзьями.

— Макс?

— Ага. У меня все в порядке.

— Как новая школа?

Вопрос прозвучал глупо. Безусловно, она помнила, как они ссорились из-за его новой школы.

— Отлично.

— Много уроков?

В этой ярко-розовой юбке и бледно-розовой блузке он видел ее по телевизору. Надо признать, наряд ей очень шел. Несколько парней из Дэннингема говорили ему, что «они бы с ней не прочь». От этого ему одинаково хотелось умереть и убить их.

— Ага. Полно.

Кэрри вздохнула. Наверное, досадует, что ничего не может от него добиться. Не то, что от этих несчастных лузеров из ее шоу.

— А друзья? Подружился с кем-нибудь?

Макс насторожился. Неужели она знает про Дэйну?

— Наверное, скучаешь по старым приятелям.

Теперь понятно, куда она клонит.

— Да они те еще придурки.

— Ох, Макс…

Кэрри подалась вперед. Наконец-то она добилась от него какой-то реакции, чего-то, с чем можно было работать. Макс знал, что это ее метод.

— Может, мне поговорить с директором Дэннингема? Если там у тебя были проблемы, это не значит, что именно ты должен был уйти.

— Мам, все в порядке. Мне здесь нравится. Полно отличных ребят, и уроки интересные. Не волнуйся. Этим летом я сдам экзамены на сертификат о неполном среднем образовании, а потом подумаю о сдаче на полное. Может, поступлю в университет. — По лицу матери он понял, что она ему не верит.

— Хорошо, Макси. Я не для того тебя родила, чтобы ты якшался с отбросами общества и наркоманами. Поверь, на моем шоу и так полно подонков, не хватало еще, чтобы ты с ними связался. Ты знаешь, как одно тянет другое: наркотики, алкоголь, преступность. Опомниться не успеешь, как начнутся проблемы с полицией или какая-нибудь девчонка от тебя зеберемене…

— Хватит!

Макс вскочил. Мать резко выпрямилась. Не отпрянула, этого бы она не сделала, но ее явно удивил его тон.

— Я сам могу о себе позаботиться, мам. — Он уже взял себя в руки. — Со мной ничего не случится.

Почудилось? Или в ее глазах и вправду блеснули слезы?

— Хорошо, — сказала она, разворачиваясь к компьютеру. — Я просто хочу, чтобы ты был счастлив.

В голосе было что-то такое, что почти заставило Макса поверить ей, — легкий намек на любовь, мгновенно проникший в самое сердце. Макс поплелся наверх и заперся у себя. Неужели это все из-за Дэйны? Неужели теперь, после поцелуя, он перестал быть неуязвимым? Он взял маркер, повалился на кровать, закатал левый рукав и написал вдоль всей руки: ДЭЙНА.