Дэвид Кейс - Таящийся ужас 2

Он предпринял попытку приподнять обитую изнутри шелком крышку гроба… пытался снова и снова, изо всех сил. Он колотил по ней, кричал, прямо-таки заходясь в крике, но единственным, кто мог его услышать в этот момент, была бабушка. По крайней мере только у нее одной еще не окончательно сгнили барабанные перепонки, тогда как все остальные милые родственники давно миновали эту грустную стадию разложения. Нельзя сказать, чтобы бабушка или Дэнис очень уж нуждались сейчас в ее не тронутых гнилью барабанных перепонках, хотя в дальнейшем им предстояло послужить доказательством одного весьма деликатного обстоятельства.

В общем, все его усилия оказались тщетными, так что на смену страху довольно скоро пришло отчаяние, а то, в свою очередь, столь же стремительно сменилось полным изнеможением. Когда он в очередной раз очнулся от сна, самочувствие его отнюдь не улучшилось; шелк все так же надсадно давил на щеку… напомаженную, кстати, щеку, ибо тетушка постаралась и основательно поработала над ним перед отправкой в мир иной. Он спокойно лежал в своем объятом тишиной гробу, отчетливо сознавая, что те скудные остатки сил, которые все еще хранило его тело, вскоре должны окончательно иссякнуть и что за спиной докучавшего ему страха таились более реальные муки — муки голода, сравниться с которыми по силе могла лишь отчаянно терзавшая его жажда.

Надо было как-то выбираться из тетушкиного гроба.

В выдумке Дэнису отказать было никак нельзя. Ему были прекрасно известны кое-какие потайные секреты этого гроба. Один из них заключался в том, что хотя на первый взгляд ящик этот был изготовлен из лучших сортов дерева, на самом деле все обстояло несколько иначе. Покупка гробов никогда еще не была особенно приятным занятием и заниматься им приходилось преимущественно мужчинам, но Дэнис никогда даже не думал о том, чтобы хоронить своих дам с каким-то особым шиком. Одним словом, он распорядился покрыть прекрасным лаком довольно посредственные по качеству гробы, таким образом его нынешнее вместилище было, по сути дела, весьма непрочным сооружением.

Он спокойно размышлял над данными аспектами стоявшей перед ним проблемы — во всяком случае, настолько спокойно, насколько можно быть способным в столь жестких условиях. Склеп был ему хорошо известен — он не раз бывал здесь в связи с кончиной бабушки. Помещение имело продолговатую форму, вдоль стен располагались стеллажи, на которые укладывали гробы — по три на каждом. Он также знал, где должен был стоять его гроб — как раз над гробом старой дядюшки Мортимера, скончавшегося лет восемьдесят назад. Задумка его состояла в том, чтобы каким-то образом подмять, сокрушить и без того, видимо, основательно истлевший гроб старика Мортимера, после чего тот под тяжестью лежащего сверху груза наверняка окончательно просядет, оба гроба завалятся на сторону, упадут со стеллажа, и его, Дэниса, гроб обязательно раскроется.

Чтобы справиться с этой не столь уж и пустяковой задачей, ему надо было как-то попытаться раскачать свой гроб изнутри, но именно это оказалось на поверку исключительно сложным делом. Будь его гроб сделан доброкачественно, из толстого, тяжелого Дерева, на всей его задумке можно было бы поставить крест, но с учетом вышеуказанных обстоятельств Дэнис все же как-то добился поставленной цели. Его гроб, стоявший на длинном гробу давно усопшего Мортимера… Мортимера, который в муках преставился — так же во сне, неожиданно, после сытного ужина, — его гроб начал постепенно подминать под себя основательно подточенный плесенью и трухой нижний деревянный ящик. Наконец Дэнис почувствовал, что его гроб чуть наклонился, после чего удвоил свои усилия. Послышался слабый хрустящий звук — это край гроба Дэниса переломил бедренную кость Мортимера. Толчок, толчок, еще толчок — и вот вместилище Дэниса стало постепенно сползать набок, после чего зависло над пустотой и наконец рухнуло на каменный пол склепа. Дэнис потерял сознание.

Он очнулся и тут же почувствовал, что на груди у него лежит что-то серое и пыльное, укутанное в истлевшую, рассыпавшуюся в прах вуаль савана, что-то очень похожее на мумию, с иссохшим коричневым лицом, губами, растянувшимися в дикой и какой-то даже отчаянной ухмылке, с обнаженными зубами и глазами, желтевшими как горошины из глубин бездонных впадин-глазниц. Рухнувшие со стеллажей гробы смешали в кучу их обитателей, переплели конечности Дэниса и того, кто некогда именовался Мортимером.

Впрочем, это было неважно, самое главное он выбрался наружу. Между дверью склепа и косяком оставался небольшой зазор, через который внутрь проникал луч света. Дэнис огляделся. Со всех сторон его окружали расставленные в определенном порядке гробы: кое-где из них выглядывали поблескивавшие своей белизной кости и какая-то паутина, которая скорее всего представляла собой останки савана… или кожи.

Он стряхнул с себя истлевшие мощи Мортимера, насколько возможно очистился от трупной пыли, в первую очередь позаботившись о волосах и глазах, и успокоил себя мыслью о том, что худшее теперь позади — ему надо было только выбраться из склепа.

Ему надо было только выбраться из склепа.

К решению этой задачи он подходил с достаточной решительностью и уверенностью в своих силах, что, впрочем, было вполне оправданно. Загадочная болезнь, преследовавшая их род, как он только сейчас начал это понимать, мистический недуг, посылавший на его предков подобную видимость смерти, обманул многих из них и увлек за собой в могильный склеп — многих, но не всех. Был среди его пращуров один человек, который смог подсмеяться над самой смертью, и сейчас благодарный ему Дэнис был преисполнен решимости сделать самое важное: найти конец цепи, которая вела наверх, к колоколу кладбищенской часовни, и предназначалась именно для подобных случаев — если мертвец на самом деле окажется живым человеком. Вот только никто из них не был в состоянии дотянуться до этой цепи, поскольку все они были наглухо заколочены в своих гробах.

А снаружи, в том мире, который совсем недавно оставил Дэнис, поднялся нешуточный ветер, почти ураган. Его порывы метались из стороны в сторону, пригибая ветви склонившихся над кладбищем деревьев; по церковной крыше отчаянно барабанили крупные капли дождя, на булыжный тротуар внизу свалились одна или две черепичные плитки, осколки которых с тонким треском разлетелись в разные стороны. Во всем остальном существенных изменений не произошло, только сильно похолодало.

Трудно было в это поверить, но к пяти часам ветер еще усилился, разразилась настоящая гроза. Над мысом свистел шторм, с моря на берег накатывались высокие волны, чуть заливавшие даже начало тропинки, которая вела к церкви.