Майкл Дибдин - Медуза

Неподалеку от средневекового моста с тремя арочными перекрытиями дорога, изогнувшись петлей, вливалась в государственную трассу, которая вела к маленькому городку, безопасно пристроившемуся на холме, выше уровня здешних наводнений. Габриэле слез с велосипеда, спрятал его в тополиной роще неподалеку от развилки и дальше пошел пешком.

Внутри городских стен было тихо как в могиле. Он свернул с главной дороги налево, потом направо – в улочку, застроенную двухэтажными домами с низкими кирпичными террасами. Город имел название, но по сути был неотличим от тысячи других таких же, разбросанных по долине По и ее дельте, – приземистый и скромный на вид, построенный из прессованного кирпича и первоначально создававшийся как торговый центр для всей округи. С момента массового исхода населения в большие города в шестидесятые-семидесятые годы он приобрел печальный вид, будто его насильно отправили в отставку. Это идеально соответствовало намерениям Габриэле. Три четверти жителей покинули город, а те, кто остались, вечерами сидели по домам и рано ложились спать. На улице не было ни души, и его туфли на резиновой подошве не произвели ни звука, пока он шел к центральной площади. Если не считать безлюдья, все здесь осталось таким же, как сорок лет назад. Конечно, стало больше припаркованных у тротуаров машин, кое-где виднелись перекрашенные или перестроенные дома, но по существу это был тот же ленивый захолустный городок.

Магазин тоже оказался на месте, хотя вывеска и зеркальная витрина были новыми, и за прилавком вместо Убальдо и Эугении стояла критического возраста женщина, в которой Габриэле не без труда и с ужасом признал их дочь Пинуккью, которую вожделел когда-то в мальчишеских снах. Прежде чем войти в магазин, он надел черные очки, а войдя и изобразив сильнейший миланский акцент, спросил, есть ли у них батарейки, тоном, предполагавшим, что такой деревенщине, как эта местная жительница, может, и невдомек, что такое батарейки, не говоря уж о том, чтобы она ими торговала.

Пока Пинуккья рылась в картонных ящиках на полке в тускло освещенной кладовке, Габриэле заметил прозрачную пластиковую пластину с нарисованным на ней черным скелетом, свисавшую с крюка над прилавком. По другую сторону кассового аппарата болталась ведьма в остроугольной шляпе с метлой в руке. Ну конечно, ведь приближается Хэллоуин. Когда его в последний раз интересовали подобные развлечения, чужеземная экзотическая бутафория вроде этих рисунков и кукол была немыслима. Церковь ее запретила бы или, как минимум, метала бы по этому поводу громы и молнии. День Всех Святых был религиозным праздником, и потому связанные с ним бабушкины россказни и легенды-предрассудки следовало лишь высмеивать или игнорировать.

Пинуккья вернулась с комплектом батареек. Габриэле купил шесть штук, расплатился, вышел и снял очки, чтобы лучше видеть дорогу. Над крышами домов, стоявших вдоль главной улицы, висела почти полная луна. Время он рассчитал идеально.

Тусклый свет уличного телефона-автомата виднелся на дальнем конце помпезной, в стиле ренессанса, площади. Скорее всего, телефон не работал или принадлежал к вышедшей из употребления модификации, принимавшей только жетоны. Содержание уличных автоматов стоит телефонным компаниям кучу денег, а мобильные в наши дни есть даже у нищих. А также, кстати, у привратников.

Внутри будки была настоящая помойка: стойкий запах мочи, заплеванный и усеянный окурками пол, на месте давно пропавшей телефонной книги лежал истрепанный номер «Джорнале». Аппарат тем не менее принимал карточки и без труда соединил Габриэле с мобильником Фульвио. Габриэле прекрасно отдавал себе отчет в том, что это рискованно, но он несколько дней взвешивал доводы за и против и пришел к выводу, что все же можно сделать этот звонок.

– Слушаю! – Первое слово Фульвио всегда произносил так, словно объявлял войну.

– Это Пассарини.

– Доктор! Как вы там? Куда вы пропали?

– У меня все хорошо. Звоню просто, чтобы узнать, не интересовался ли мною кто-нибудь. Ты понимаешь?

Несмотря на грубоватые манеры, привратник отличался большой сообразительностью.

– Конечно, конечно!

– Ну и?

– Вообще-то бывает тут один. Бывал, я бы сказал. Уже несколько дней его не видно.

– И чего он хотел?

– Подошел к моей будке в главном вестибюле и спросил, я ли ответственный по дому. Я сказал – да, тогда он поинтересовался, входит ли в мои обязанности…

Габриэле вспомнил, что Фульвио склонен к излишнему многословию.

– Да-да, ну и что же в результате? – перебил он его.

– Он спрашивал о магазине, вашем магазине. Я сказал, что ничего не знаю, что, насколько мне известно, у вас кто-то умер, и вы на время его закрыли. Он спросил, надолго ли. Я ответил – понятия не имею. Он сказал, что у него к вам очень важное дело, на кону большие деньги, это весьма срочно и так далее. Но не назвался и не оставил номера телефона. Я ему повторил, что знать не знаю, где вы, – по правде говоря, так оно и есть, – и выразил сожаление, что ничем не могу помочь. В сущности, просто пытался выпроводить его, но он, доложу я вам, никак не хотел уходить.

Габриэле молчал так долго, что привратник засомневался: не разъединили ли их, и стал нервно кричать в трубку:

– Алло? Алло?

– Я здесь, Фульвио, – успокоил его Габриэле. – Что-нибудь еще?

– Только обычная почта и несколько телефонных звонков. Как-то, вынося мусор, я повстречался с тем профессором из университета. Он хотел узнать, прибыли ли вклейки, которые он заказал. Из каких-то атласов.

Из «Atlas Novus» Йенссона, мысленно уточнил Габриэле. Несколько вкладышей из латинского издания, кажется, 1647 года. Он весьма недорого выписал их по каталогу из Лейпцига, но нашелся покупатель в Соединенных Штатах, так что профессору придется подождать, пока Габриэле установит, какова их рыночная цена.

– Тот человек, который расспрашивал обо мне, как он выглядел?

– Коренастый, среднего роста, близко посаженные карие глаза, лысый, с оттопыренными ушами. Да, у него еще был сломанный нос. Совсем свернутый набок, как у боксера или регбиста. Что еще можно сказать? Было в нем что-то властное, будто он какая-нибудь шишка или думает, что шишка. Ну, вот, кажется, и все.

– Отлично, Фульвио. Спасибо за помощь.

– Но когда вы вернетесь, доктор?

– Не могу пока сказать. Может быть, придется задержаться. В любом случае продолжай наблюдать, а я тебя отблагодарю, как только приеду.

Он повесил трубку, забрал свою телефонную карточку и в последний момент, скатав трубочкой, сунул «Джорнале» в карман. Все же небезынтересно узнать, что произошло в мире с тех пор, как он от него удалился.

Габриэле собирался отправиться за своим велосипедом, но его осенила идея. Он вернулся в магазин и спросил Пинуккью, есть ли у нее что-нибудь для фейерверка. И, только встретив ее взгляд, в котором забрезжило смутное узнавание, сообразил, что забыл надеть темные очки.