Мишель Ловрик - Книга из человеческой кожи [HL]

— Говорят, твой отец был здесь счастлив. Быть может, он был несчастлив с твоей матерью? Ты никогда не вспоминаешь о ней, милочка, а это говорит о многом, если хочешь знать. Как и вся твоя история, собственно. Словом, молодой Фернандо и его мать были видными фигурами местного высшего света, пока Мингуилло не изгнал их публично. Их любили и уважали. Беатриса не отличалась скупостью и своим счастьем одаривала весь город. Поэтому, когда явился Мингуилло и разорил их… словом, о нем стали отзываться весьма дурно. А теперь прекрасная Casa Fasan заперта, все слуги уволены. В результате многим пришлось влачить полуголодное существование.

— Мне очень жаль, — пробормотала я.

— Что мешало твоему брату позволить возлюбленной отца и его сыну жить достойно? А теперь они вынуждены снимать комнаты в доме Бенито дель Розарио Кондорпуса… одной из самых дрянных chicheritas.

— О нет, Мингуилло почувствовал бы себя оскорбленным. Но на что же живут мой брат и его мать?

— Фернандо нанялся в ученики к сапожных дел мастеру. Представляешь? Некогда он был маленьким лордом в этом городе. А теперь он чинит башмаки крестьянам. Но надо отдать ему должное — никто не слышал от него ни слова жалобы. Он быстро научился своему ремеслу и даже превзошел остальных сапожников в городе. Откровенно говоря, его обувь пользуется большим спросом.

— А priora знает об этом? Или Жозефа?

— Разумеется. Как и я, обе думали, что тебе все известно, но что это для тебя больная тема, иначе они уже заговорили бы с тобой о них! — воскликнула Рафаэла. — Вот так номер! Мы должны придумать, как сделать так, чтобы Фернандо пришел в locutorio. Я поговорю об этом с Эрменгильдой. Samba Беатрисы Виллафуэрте приходится ей двоюродной сестрой. Но ты сама можешь увидеть Фернандо на воскресном богослужении. Он всегда бывает там и всегда смотрит на тебя, Душечка. Разве ты ничего не почувствовала?

— Я стараюсь не поднимать глаз. Vicaria…

— В следующее воскресенье я покажу тебе его.

«Санто, — подумала я, — Санто, теперь у нас есть сводный брат».

Мингуилло Фазан

Мне пришло в голову, что ныне Марчелла обитает в достаточной близости от нашего ублюдочного сводного брата Фернандо, чтобы услышать его стоны. Временами мне казалось, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но потом я немного поразмыслил и успокоился.

Читатель не понимает, чему я так рад? Минуточку внимания, в таком случае!

Обнищавший бастард Фернандо наверняка знает о том, что его сводная сестра заперта в монастыре вместе с другими благородными девственницами Арекипы. И наш мальчик, скорее всего, ненавидит ее за то, что она родилась на правильной стороне кровати. Все те деньги и земли в Арекипе, которыми заплачено за ее место в монастыре Святой Каталины, — ведь они могли достаться ему. Пожалуй, будучи завистливым и мстительным по натуре, как все бастарды, он распускает о ней всякие слухи и выдуманные истории, способные в маленьком городке, подобном Арекипе, повредить ее репутации больше, чем пуля, выпущенная из ружья. В конце концов я ощутил удовлетворение при мысли о том, что Марчелла пребывает в такой близости от своего сводного брата, который должен ненавидеть ее, поскольку сам я с такого расстояния не мог толком закончить начатое.

Мистер Гилфитер ответил на мое письмо. Он спрашивал, не тот ли я самый Мингуилло Фазан, который торгует корой хинного дерева, поставляемой из Перу. Как далеко, оказывается, распространилась моя слава! Он продемонстрировал свойственную его народу сдержанность, когда согласился увидеться со мной, как только дела приведут его в следующий раз в Венецию. Но никак не раньше. Малый не пожелал пойти ко мне на службу и написал, что согласен «встретиться для уточнения общих интересов, если таковые найдутся».

Я сказал себе, что Гилфитер осторожничает из-за тех революций и беспорядков, которые то и дело вспыхивают в Боливии. Мексике, Чили и Парагвае: это не место для честного торговца. Хитрый купец наверняка желал выяснить, готов ли я предложить ему защиту, рекомендательные письма к пользующимся авторитетом mestizos (на случай, если дела пойдут из рук вон плохо) и обещание достойного приема, если все пойдет, как надо.

И все-таки…

Чтоб его черти взяли! Но я решил, что это довольно забавно, и понадеялся позабавиться еще больше, когда встречусь с ним лично. В конце концов мы назначили дату, ровно через месяц после годовщины моей свадьбы.

Марчелла Фазан

Жозефа без конца поправляла мою вуаль.

— Мы сделаем вас сегодня красивой-красивой для вашего брата.

В церкви я окружила себя подругами в надежде, что они укроют меня от взгляда vicaria. И сквозь этот живой щит женской дружбы я смогу хоть одним глазком взглянуть на свою новую семью.

Я боялась, что не смогу сдержать чувств, если встречу его взгляд. Всю неделю в ожидании воскресной мессы сердце заходилось и сбивалось с ритма у меня в груди, а слезы наворачивались на глаза в самый неподходящий момент.

Мы с Розитой, Маргаритой и Рафаэлой пришли пораньше, чтобы занять места поближе к решетке, откуда лучше всего было видно собравшихся в церкви. Сразу же после нас явилась vicaria. Я с ужасом наблюдала, как она опустилась на стул прямо напротив меня. А мы-то рассчитывали, что она, как обычно, устроится в самом центре, так что Розита и Маргарита, придвинувшись ко мне поближе, укроют меня от ее глаз!

Но не все еще было потеряно: Рафаэла, изобретательная, как всегда, заранее придумала для нас язык жестов.

— Если я сожму правую руку в кулак, смотри направо от нефа. Если сожму левую руку — смотри налево. Фернандо всегда садится в первых рядах, чтобы хорошо тебя видеть. Если я покажу тебе восемь пальцев, он сидит в восьмом ряду. А там уже ищи его сама, душечка.

Я опустила глаза долу и старалась не выпускать из виду пальцы Рафаэлы. Пока церковь заполнялась прихожанами пришедшими на мессу, руки ее неестественно спокойно лежали на коленях. В животе у меня образовалась холодная тяжесть, а граждане Арекипы тоненьким ручейком все входили и входили в храм через боковую дверь, открытую прямо на улицу. В дверной проем ударил луч солнечного света, словно театральная рампа, подсвечивая лицо каждого входящего. Заслышав новые шаги на пороге, я на краткий миг осмеливалась бросить туда опасливый взгляд.

В церкви уже почти не осталось свободных мест, а Рафаэла по-прежнему держала руки на коленях. Учитывая, что раньше она всегда вертелась, как ужаленная, я начала опасаться, что ее неподвижность привлечет нежелательное внимание сестры Лореты. По напряженным лицам Розиты и Маргариты, которые тоже не сводили глаз с рук Рафаэлы, я поняла, что и их одолевает беспокойство.