Еремей Парнов - Секта

Переступив порог, чиновник еще раз отдал поклон и выжидательно остановился.

— Прошу! Будьте, как дома, — залебезил Лобастов, забегая вперед. — Не угодно ли присесть? — он указал на журнальный столик между двумя глубокими креслами.

Скользнув цепким взглядом по разбросанным в самых неподходящих местах сверткам, упакованным с японским изыском и тщательностью, гость остановил глаза на гравюре, висевшей над стойкой мини-бара.

— Хиросиге.

— Что вы сказали? — не понял Лобастов. — Ах, да! Хорошая картинка очень хорошая. Не желаете чего-нибудь выпить?

— Спасибо, не надо.

— Может, немного водочки, по русскому обычаю? Или пива?.. У вас, между прочим, отличное виски. Лучше шотландского. «Сантори» называется…

Ответом был поклон, такой же глубокий и быстрый.

— И от чая отказываетесь? — сам не свой, продолжал настаивать генеральный директор.

— Спасибо. У меня мало времени. Мы можем сесть? Мне сюда? — Дождавшись, пока сядет суетливый хозяин, японец занял место напротив. — Согласно вашей просьбе, господин Лобастов, мы продлили ваше пребывание еще на семь дней. У меня ваш паспорт, — он раскрыл чемоданчик, вынул паспорт с подколотыми к нему бланками, но владельцу не передал, а защелкнув замки, водрузил сверху, прикрыв руками.

Даже такой неискушенный в восточных церемониях человек, как Геннадий Прокопович, мог догадаться, что будут вопросы.

— Не знаю, как вас благодарить, — заерзал он на сиденьи. — Зачем было себя затруднять? Я бы и сам мог заехать.

— Ничего, господин Лобастов. Мне бы хотелось уточнить несколько незначительных мелочей. Вы не будете возражать?

— Никоим образом!

— Позвольте представиться, — чиновник привстал и, согнувшись дугой, вручил визитную карточку.

— Очень приятно! — Лобастов попробовал ответить тем же, но едва не опрокинул торшер. Положив визитку перед собой, он потер ушибленный локоть. Кроме имени и телефона, на ней ничего не было: ни титула, ни адреса. На другой стороне — иероглифы. — Очень рад познакомиться с вами господин… Тодоси Икеда, — прочитал по складам.

— Мне тоже приятно… Вы написали, что целью вашей поездки являются экспортно-импортные операции… Что это означает на самом деле?

— То и означает, — Лобастов залихватски хлопнул себя по колену, — купля-продажа, ты мне — я тебе. Наши фирмы поставляют Японии сырье, мы закупаем у вас компьютеры и всякую электронику. Обычное дело.

— Ваш банк выступает в роли посредника?

— Не совсем так, Икеда-сан, — блеснул знанием местного колорита Лобастов. — «Регент Универсал Банк» входит в своего рода концерн, в котором участвуют различные фирмы.

— Мы бы хотели знать, кому именно были поставлены морским путем из порта Находка следующие грузы, — Икеда заглянул в бумаги, — плиты броневой стали — сто пятьдесят тонн, цирконий в слитках — три тонны, противогазы — триста двадцать штук, лабораторное стекло — восемь ящиков, трансформаторное железо — восемьсот килограммов, автоклавы для выращивания биологических культур — четыре единицы и два контейнера с различными химикалиями.

— Это все? — упавшим голосом спросил Лобастов.

Пока все. Хочу обратить ваше внимание на то, что перечисленная номенклатура не подпадает под определение «сырье».

А кто сказал сырье?

— Вы и сказали.

Я?.. Но это так, для примера. Понимаете, Икеда-сан, мы осуществляем широкий круг операций, и я не могу знать, как и куда отправлен отдельный контейнер или ящик. Этим у нас занимаются соответствующие специалисты. Я больше по финансовой части.

— Это тоже представляет интерес. Могли бы мы проследить движение капиталов?

— Пожалуйста, в любой момент! Но при мне просто нет необходимых документов, а на память в нашем деле не принято полагаться. Вы же понимаете, Икеда-сан… А что, разве с нашими поставками не все ладно? Вы усматриваете какие-нибудь нарушения?

— Формально — нет, но только формально.

— А фактически?

— Фактически вашим, как вы сказали, сырьем могут воспользоваться в неблаговидных целях.

— Какой ужас! Мы в совершенном неведении, уверяю вас.

— Разумеется, вы не можете отвечать за действия ваших партнеров. Ряд химикалий, например, может быть использован для производства зарина. Вам это ничего не говорит?

— Зарин? — Лобастов сделал удивленное лицо. — Какое еще зарин?

— Боевое отравляющее вещество, впервые полученное в Германии перед войной. Разве вы не в курсе событий?.. Я вижу, у вас включен телевизор.

— Ах, телевизор! Я же абсолютно не понимаю по-японски, даже нарочно звук вырубил. Так себе, ловлю отрывки из фильмов для общего знакомства.

— Цирконий тоже является объектом стратегического значения. Хотя сам по себе он и не представляет опасности, однако является важным компонентом в изготовлении ядерных устройств. Вы знали об этом, господин Лобастов?

— Первый раз слышу. Клянусь! — на сей раз он говорил истинную правду.

— Ваша таможня должна была обратить на это внимание.

— А ваша? — попробовал перейти в контратаку Геннадий Прокопович.

— Наша обратила. Груз арестован.

— Какая жалость, — вздохнул Лобастов, мысленно подсчитав убыток. Впрочем, звон, который неизбежно докатится до Москвы, грозил куда более серьезными последствиями, чем потеря нескольких миллионов. Тем более гипотетическая, ибо к месту назначения цирконий прибыл. — Из-за неряшливости нашей таможни такие неприятности. Я обязательно подниму этот вопрос.

— Вы поступите совершенно правильно. Благодарю вас, — Икеда убрал ладони с кейса, на котором, словно под прессом, томился красный паспорт с гербом СССР.

Лобастов было подумал, что допрос, явно предварительного характера, закончен, но маленькие крепкие руки вернулись на место, возвестив новый раунд.

— Вы случайно не в курсе, господин Лобастов, каким путем попал в нашу страну вертолет системы Миля?

— Вертолет? Первый раз слышу. Какой вертолет?

— Фирмы, с которыми работает ваш банк, как-то причастны к продаже вертолета частной организации?

Геннадий Прокопович превосходно понимал, куда гнет Икеда, но постепенно вырисовывалось и другое. Японец упорно не желал называть ни «АУМ сенрикё», ни самого Асахару Секо, ограничиваясь намеками, впрочем, достаточно ясными. Почему? Для Лобастова это так и осталось загадкой. Тем не менее он спинным мозгом почувствовал, что может и впредь разыгрывать полную непричастность. Намек подразумевает свободу выбора: кто понимает, а кто и пропускает мимо ушей. Пусть этот косоглазый считает его толстокожим.

— Я совершенно уверен, Икеда-сан, что никто из наших не имеет ни малейшего касательства к торговле оружием.

— Я не говорил, что вертолет военный.

— Не имеет значения: военный, гражданский. Поставьте пулемет, и будет военный. Нет, можете быть спокойны, мы дорожим репутацией нашего банка. Наконец, у каждого из нас есть жена, дети, просто совесть, Икеда-сан! Нет, нет…