Лоренца Гинелли - Пожиратель

К половине двенадцатого Алиса практически заснула. Она услышала, что ключ в замке поворачивается, и, прежде чем окончательно пришла в себя, Пьетро распахнул дверь.

Она быстро вскочила на ноги. Пьетро и бровью не повел. То, что еще немного и его воспитательница свалилась бы вверх ногами, нисколько не рассмешило его. Он прошел на кухню. Алиса отправилась за ним и посмотрела на электронные часы наверху холодильника. Полдвенадцатого — время, когда Пьетро обычно пил грушевый сок в маленькой пачке с трубочкой из дешевого супермаркета. Уже в тот день что-то сломалось, Пьетро снова ушел в свои ритуалы, в свои заученные действия. Следующий час они провели каждый по-своему. Никто нигде не закрывался. Алиса сыграла во флеш-игру «Династия Шанхай» на компьютере с Дарио, чрезвычайно обрадованным, что он победил ее три раза подряд. Самооценка Алисы и в этом случае перенесла серьезное испытание. Через час домой вернулись синьор и синьора Монти.

Больше ничего не произошло. День прошел спокойно. Однообразно, тихо, почти безжизненно.

К разочарованию большинства и облегчению немногих, ночи с семнадцатого на восемнадцатое и с восемнадцатого на девятнадцатое апреля прошли без каких-либо необычных исчезновений. К разочарованию замалчиваемому, разумеется. Потому что чувство облегчения остается привилегией, сохраняемой за собой единицами, — что-то вроде закрытого клуба для тех, кому есть что защищать и за что бороться.

В последующие дни вновь вернулись привычные заголовки в «Портавоче», например: «Круговые завлекалочки (Убийственные сборища)» или «„Пакт гражданской солидарности“ в защиту прав сексуальных меньшинств — кто за?» Статьи, мусолившие исчезновения, превратились в тонюсенькие заметки, выдворенные в конец рубрики черной хроники.

Пьетро рисовал импульсивно, как помешанный, часами не вылезая из собственных миров, но никого не отталкивал. Просто закрылся ото всех. Этого было достаточно. Сидел целыми днями, не отрываясь от окна и не сводя глаз с серебристого деревца, понемногу терявшего свою непрозрачность. С наступлением лета у его корней скапливались зрелые, убеленные сединами сухие маленькие листочки. Пьетро рисовал предсмертные муки дерева. Изображал на плотных листах формата А4 неподвижные спазмы умирающего творения природы, всем сердцем полюбив его. И на этих листах он продлил ему жизнь. Потом пришел Гверрино, муниципальный садовник, и сделал свое дело.

Пьетро сменил окно на не менее любимый кубик с двадцатью пятью комбинациями.

Каникулы кончились. В классе у Пьетро пустовало одно место. В первый день только об этом все и говорили, даже соблюли минуту молчания, прерываемую лишь мычанием Пьетро. Потом забыли. Задвинули, как все. Во-первых, следовало убрать парту. Как-то раз, придя в класс, Пьетро заметил, что парты переставлены. Не надо было считать, он и так с математической точностью знал, что не хватало одной. На этом все и кончилось.

Пьетро теперь сидел между Кьярой и Карлом. Они не лезли, но иногда заставляли его писать, когда преподаватель диктовал, и молчать, когда ему хотелось мычать. Даже будучи за пределами своего мира, в реальной жизни, Пьетро всегда находился в центре, между двумя сиамскими близнецами, соединенными руками.

В понедельник, в среду и в пятницу Алиса ждала, когда он вернется из школы, они вместе делали домашние задания, обсуждали все, что произошло за день, и пытались изо всех сил бороться с теми проявлениями его болезни, которые мешали больше всего. Многие они уже победили. Пьетро уже на протяжении нескольких лет не ел ничего несъедобного, и (не считая утра семнадцатого числа) у него ни разу не случался эпилептический припадок. С облегченной коммуникацией было окончательно покончено. Пьетро должен был говорить, причем научиться делать это самостоятельно. А главное, Пьетро хотел говорить, в большинстве случаев мог говорить и говорил хорошо. Лучше многих своих одноклассников, потому что у него был впечатляющий словарный запас. Конечно, иногда он пользовался им своеобразно. И тогда смысл фраз был погребен под излишком лексических форм или неподходящим их использованием. Кроме того, Пьетро не применял в речи метафоры, потому что он их не понимал. Алиса всегда очень внимательно следила за тем, что говорит, избегала двусмысленных фраз. И все-таки однажды, забывшись, она сказала: «Вот это да, Пьетро, у тебя брат, по-моему, с неба свалился».

Пьетро закричал. Просто подумал, что Дарио мог удариться, он не понимал, почему Алисе показалось это смешным. В этом действительно не было и следа глупости.

Воздух был свинцового цвета. Тяжелый, пепельно-серый, неподвижный. Мертвый. Краска на решетке ограждения жилого дома на окраине облупилась. Она тоже была свинцового цвета. Трава свинцового цвета. Каждая проклятая деталь была цвета и веса свинца. По центру сцены — серебристое деревце. Но его ветки… ветки раскачивал не ветер, они шевелились сами по себе. Дерево ожило. Дерево оживило что-то другое. Что-то другое, что билось в его стволе, словно сердце — разумеется, свинцовое. Ветки точно волосы горгоны. Волосы точно змеи. Алебарды с лезвиями на концах. Свинцовые лезвия. Вонзающиеся. Лезвия разрубают тела Филиппо, Луки и Франческо — висящие, мертвые. Из ран течет свинец — на землю, вымывая в ней дыру. Одна ветка, без жертвы на ней, ненадолго исчезает и возвращается с новой пищей: Дарио, пронзенный, мертвый. Свисает, как другие. Вдруг четверо мальчиков распахивают глаза и рты. Изо ртов льется кровь. Ярко-красная. Чересчур красная, ослепительно-красная. Их широко раскрытые мертвые глаза смотрят на Алису. В их ртах — клыки пурпурного цвета. Они кричат в один голос: «Лукреция! Ты забыла?!»

Алиса проснулась.

Она забыла.

Рядом с ней, забравшись с головой под одеяло, спал Стефано. Пушкой не разбудить.

Плитка на полу ледяная. Алиса прошла по коридору с мыслью, рискующей стать навязчивой: рисунок Пьетро. Что-то было в этом рисунке, в старике… в том, как Пьетро изобразил его. Этому «чему-то» Алиса, помнится, уже давала название: внушение. И все-таки…

Она включила компьютер. Жизнь пройдет, пока он запустится. Сидя на стуле со скрещенными ногами, Алиса кусала нижнюю губу, руками грела ноги.

Внушения исчезают, когда выспишься.

Наконец на рабочем столе экрана появилось ее лицо — Алиса на побережье Тирренского моря выглядывает из-за спины Стефано. Улыбающиеся лица.

Алиса кликнула на значок браузера Firefox, открылась главная страница Google. Она набрала имя, всплывшее из глубин памяти: Лукреция Контини.

Тяжело даже писать его.

Она кликнула «Ввод».

Подождала пару секунд.