Лоренца Гинелли - Пожиратель

В восемь тридцать утра, в день Пасхи, мать, зайдя на кухню, увидела за столом Пьетро в теплой пижаме зеленого цвета, тот сосредоточенно смотрел вниз со странным, почти пустым выражением лица, можно сказать, тревожным. Раскачивался взад-вперед. Мать окликнула, Пьетро не ответил, наклонился к столу. Мать заглянула к нему из-за спины и увидела то, в чем затерялся Пьетро: на шершавом листе бумаги формата А4 ожили тени вчерашнего дня, анимированные красной сангиной и угольным карандашом. В центре был нарисован эрегированный пенис, красный, здоровый, между ног мальчика со стертыми чертами лица, мальчика в расстегнутых джинсах и с распахнутым в крике ртом. Вокруг него — Филиппо, Франческо, Дарио и дерево с металлизированными серыми листьями.

А за листвой — старик.

— Такого больше не повторится, Пьетро. Обещаю тебе.

Мать открыла дверцу из светлого дуба и сняла с полки над плитой зеленую тарелочку, покрытую фольгой. За время, пока Пьетро отвлекся, она забрала у него листок:

— Не бойся, я не выброшу его, он такой же твой, как и все остальные рисунки. Я отдам его Алисе, и вы вместе положите его в папку работ этого года. А вообще у меня идея. Я прямо сейчас позвоню Алисе, поздравлю ее с Пасхой и спрошу, не хочет ли она прийти к нам на обед.

Пьетро убрал фольгу и склонил голову к шоколадному торту без крема. Темному.

— Черный, цвета жженой кости получается от обжига костяной пыли. В настоящее время его заменили на костяную сажу, добываемую методом обжига плюсны животных. Она очень медленно сохнет и обладает высокой степенью устойчивости. Обычная сажа также весьма устойчива: ее с превосходным результатом используют во всех художественных техниках. Виноградно-черный получается после сжигания побегов виноградных лоз. В оттенках этой краски заметен синеватый фон. Торт — цвета жженой кости.

Мать проглотила комок в горле. Солоноватый. Пьетро не обратил на нее внимания, не взглянул даже невзначай. Жадно съел кусок торта, не отрывая взгляда от зеленой тарелочки.

— Где вы вчера были? — спросил Франческо отец.

Франческо смутился. Вперил взгляд в тарелку с вареными яйцами: казалось, они такие тяжелые, что запросто вышибут из него мозги. Это была первая страшная Пасха для него и его родителей. И самая-самая первая Пасха, когда Франческо переживал горе. Она станет его последней. Немного погодя он умрет на валуне с надписью: «Хочу бабу».

— Постарайся вспомнить, не случилось ничего такого, что тебе показалось странным? — настаивал отец.

«Кроме унижения и избиения одного умственно отсталого, ничего странного», — подумал Франческо. Но, конечно, вслух не произнес, помотал головой.

Они услышали сообщение в новостях в двенадцать тридцать, прочитали и перечитали газеты (несколько раз). Ни одной улики. Ничего. Как часто бывает, единственным назначением сообщения являлось возбуждение нездорового любопытства и новых форм беспокойства. Сегодня утром вынесенный на первую полосу материал газеты «Портавоче Романьи» подтвердил то, что Франческо всегда знал: эту газету нельзя принимать всерьез.

«Секретные материалы под мостом» — так называлась статья. Франческо вспомнилась первая полоса «Портавоче» какого-то дня прошлой зимой. Тогда Римини оказался на целую неделю погребенным под пеленой свинцового тумана, словно под железобетонной плитой. Статья называлась «Затуманенные».

В этот раз речь шла о секретных материалах под мостом. Франческо подумал, что достойным продолжением могло бы стать: «Все приглашаются под мост: испанская сангрия и лепешки каждому!» Но реальный подзаголовок не шел ни в какое сравнение с вымышленным: «Исчез тринадцатилетний подросток, осталась только его одежда». Осталась только его одежда…

«Хорошее название для порноприкола в стиле „Кинжал в душевой кабине“», — подумал он. Но не улыбнулся.

Журналист опубликовал чушь мирового масштаба, и ее тут же все подхватили. Ни о чем другом не говорили. Телевидение, радио, газеты всех политических течений, казалось, только и ждали новостей подобного рода, идеальных для отвлечения внимания от ежедневных кошмаров, намного более объяснимых и понятных.

Команды ныряльщиков прочесывали илистое дно Мареккьи, но единственный достигнутый результат — заключение гинеколога, что одна из трех ныряльщиц во время развлекательных подводных заплывов с трубкой подхватила чудненькую молочницу. Полицейские пустили по следу собак, после того как те обнюхали одежду Филиппо; пожарные разведали все, что можно было разведать, криминальная полиция снова тщательно обследовала все, что можно было обследовать. Но никакого логического объяснения на горизонте не вырисовывалось, поэтому «Секретные материалы под мостом» многих устраивали.

И все-таки исчезновение тринадцатилетнего Филиппо Суччи так и оставалось загадкой, что и говорить.

Франческо стал размышлять так, как размышляли взрослые. Рационально. Он подумал, что, если кто-то раздел Филиппо, если кто-то даже изнасиловал его или убил, тело должно было хоть где-нибудь да найтись. В любом состоянии. Подумал, что никто не терял бы время на складывание одежды, никто не погнул бы диск колеса на его велике, не оставив следов.

Но размышлять, как размышляют взрослые, было мучительно. Никакой спасительной соломинки.

Тогда он стал размышлять, как размышляют дети. Подумал, что единственное, что нашли от Филиппо, — моча. Спросил себя, как мог Филиппо, бесстрашный Филиппо, обмочиться?!

Эта деталь просто сводила его с ума. Наверное, случилось что-то ужасное, наверное, Филиппо увидел что-то такое, чему он не мог сопротивляться.

Абдул Мустафа, обладающий всеми характеристиками, присущими идеальному козлу отпущения, и рискующий подвергнуться всеобщему линчеванию, был в два счета оправдан после изучения дела. Услышав мальчишку, который орал как резаный, он сразу вызвал полицию. Он не подошел ближе положенного, ничего не трогал. И потом, в состоянии, в котором он находился, Абдул не смог бы отличить собственную мать от чайника, разве мог он играть в тетрис с одеждой Филиппо!

Вот почему люди чувствовали страх. Потому что монстр был воздушно-бестелесным инкогнито. Поэтому каждый наделил его собственными страхами. Кто-то вспомнил даже НЛО, кто-нибудь всегда вспоминает НЛО.

В этот раз обошлось без общего психоза. Единственного происшествия недостаточно.

— Черт, как можно было отпустить сына ночью, одного, под мосты, боже праведный?!

— Лучано, пожалуйста.

Но отец был прав, и мать это знала. Тела не нашли, а Филиппо был мертв. Во всяком случае, никто его больше не видел. Все это понимали, даже если никто не произносил вслух. Франческо вздрогнул, отодвинул тарелку с пасхальными яйцами: они вызывали у него тошноту. Кроме того, он не мог забыть Пьетро, вчерашний день, когда они в последний раз гуляли все вместе. Мать встала и пошла на кухню, отец заговорил типичным тоном человека, собирающегося взять на себя важные воспитательные функции: