Лиза Гарднер - Убить чужой рукой

В пятницу вечером бар неизменно был переполнен. Бобби подумал, что ему придется стоять, но, когда он пересекал тускло освещенную комнату, его заметил Уолтер Дженсон из полицейского департамента и немедленно соскочил с табурета:

— Бобби, старик, тащи сюда свою задницу. Садись и чувствуй себя как дома. Эй, Гарри, я ставлю этому парню пиво!

— Кока-колу, — машинально отозвался Бобби, пробираясь к исцарапанной деревянной стойке, возле которой стояло множество мужчин — знакомых и незнакомых. По ту сторону стойки Гарри уже наливал ему пиво.

— Черта с два! — решительно возразил Уолт. — И не бойся, тебя не вызовут. Забыл? Пока ты в отпуске, можешь не дергаться. Так что сядь, расслабься и выпей холодненького.

— Да, точно, — с удивлением сказал Бобби. — Ты прав.

Додж взял пиво. Уолт поздравил его с успехом.

— Я получил новость, можно сказать, из первых рук — от лейтенанта Джакримо. Ты сделал то, что и должен был. Черт возьми, Бобби, отличный выстрел.

Еще один полицейский, Донни, тоже захотел к ним присоединиться. Он, в свою очередь, поставил Бобби выпивку и продолжил:

— Как оно выясняется, за деньги счастья не купишь. Уолт, сколько раз мы с тобой бывали в Бэк-Бэй? Три? Четыре? Пять? Прости, Бобби, вчера мы пропустили все веселье.

До Бобби только сейчас наконец дошло: Уолт и Донни — бойцы из отряда быстрого реагирования.

— Что там творилось в Ревере? — спросил он.

— Старая история, — ответил Донни. — Парень стрелял в потолок в собственном доме после шести бутылок пива. Когда мы приехали, он еще немного пошумел, а потом, когда лейтенант начал уже злиться из-за отсутствия всякого прогресса, вдруг остыл. Мы вошли и повязали его спящим. Скучно. Позабавиться мы не успели.

— Но вы уже бывали в Бэк-Бэй?

— Конечно. Джимми со своей женой частенько там зажигали. Он напивался, она злилась — и понеслось.

— Он ее бил?

Донни пожал плечами:

— Мы не видели, а она не жаловалась. Они не всегда вызывали полицию. Обычно нам звонили соседи.

— Людям не нравится, когда за стенкой драка.

— Джимми любил швырять вещи из окна, — сказал Уолт. — Однажды он выбросил с балкона стул и угодил в соседский «вольво». Сосед точно был не в восторге.

— А что вы делали, когда приезжали?

— Да почти ничего. Двое копов заходили в дом и беседовали со сладкой парочкой. Один раз вызов принял я. Джимми извинился и предложил мне пива, щедрая душа. Жена вообще помалкивала. Рыбья кровь. Хотя, наверное, если женщина замужем за кем-то вроде Джимми, она привыкает держать рот на замке.

— Джимми буянил?

— Когда я там был, то заметил дырку в стене, — ответил Уолт. — Жена ничего не сказала, но мне показалось, будто дыра точь-в-точь размером с мужской кулак.

— А ребенок?

— Я его никогда не видел. Вероятно, они держали няню. Возможно, для ребенка это лучший вариант.

Бобби допивал второй стакан. Донни окликнул бармена, требуя продолжения, и Бобби не возразил.

— Полагаю, сыну судьи следовало лучше знать закон, — жестко сказал он.

Уолт пожал плечами:

— Судя по тому, что я слышал, Джонни однажды попал в небольшую переделку, но судья кому-то позвонил, и ему все сошло с рук. Если бы все были такими везучими.

— На этот раз ему не повезло, — мрачно сказал Бобби.

— Да, отличный выстрел. Честное слово, если бы не ты, пострадали бы жена и ребенок. Дело и впрямь получилось серьезное.

Подходили еще люди. Кто-то хлопал его по плечу. Кто-то ставил пиво. Бобби уже не чувствовал, когда край бокала касался его губ. Он понимал, что слегка утратил власть над собой, растворился в людском водовороте. И в то же время он никого не упускал из виду — и тех, кто не подходил к нему и смотрел на него через всю комнату, и тех, кто, оглядывая шумный, душный бар, узнавал его лицо и качал головой…

Потом он заметил то, чего не видел раньше: как Уолт и Донни обращались с ним. Уважительно, даже с благоговением, но в то же время с неподдельной жалостью. Потому что он был полицейским, который убил человека. И наверное, не важно, к какому выводу придет прокуратура штата и что в итоге скажет департамент. Все они жили в эпоху СМИ, а в эпоху СМИ копы не стреляют. Полицейские получают всеобщее уважение, если гибнут на службе, но они не должны браться за оружие даже ради самозащиты.

Перед ним возник очередной стакан. Бобби взял его и готов был окончательно, вдребезги напиться, когда его разыскал лейтенант Бруни.

— Черт тебя возьми, Бобби, какого хрена ты творишь? Полгорода за тобой наблюдает, а ты сидишь и пьешь?

Лейтенант Бруни повел его за угол. Одним пальцем поддев Бобби за ворот пиджака, он буквально тащил его за собой по улице.

— Я… не… на службе… — с трудом пробормотал Бобби. Господи, как же холодно. Сырой ноябрьский ветер хлестнул его по лицу, и он заморгал, как сова.

— Повсюду репортеры. Кто-то сболтнул клятым папарацци, что ты собираешь своих сторонников в баре. Господи, твой ангел-хранитель, наверное, где-то неподалеку. Разговор записали на пленку, и мне велели тебя вытащить. Бобби, послушай.

Лейтенант Бруни внезапно остановился. Он запыхался, его дыхание превращалось в клубы пара, которые плавали у Бобби перед глазами. Лейтенант обеими руками схватил его за ворот и встряхнул.

— Бобби, у тебя неприятности.

— Нет… вот черт.

— Послушай меня, Бобби. Сегодня в городе было шумно. Судья Гэньон вовсе не обрадовался смерти сына, и он не собирается выяснять причины и обстоятельства. Судья хочет мести, Бобби, и он не выпускает тебя из виду.

Бобби не знал, что сказать. Мир вокруг него поплыл. Морозный воздух леденил щеки. Запах пива раздражал обоняние. Ему нужно в душ. Господи, ему необходимо выспаться.

«Спасибо», — сказала женщина.

Чертова сука! За что спасибо? Ей не следовало его благодарить. Ей стоило бросить своего мужа-пьяницу уже давным-давно. Или же попытаться его успокоить часом раньше. Или никогда не дразнить его, не вызывать на его лице эту холодную, мстительную улыбку. Она единственная в той комнате, кто разговаривал с Джимми. У нее был миллион шансов повернуть события так, чтобы Бобби не пришлось спускать курок. И убивать Гэньона, разрушая собственную жизнь. И он сейчас не стоял бы здесь, пьяный, измученный и пристыженный. Кем, черт возьми, надо быть, чтобы застрелить человека на глазах у его собственного ребенка? Боже мой, что же он натворил?

Сука. Сука. Сука.

Он отшатнулся от лейтенанта и пошел маленькими, неуверенными шажками, обезумев от бешенства. Ему хотелось взять палку покрепче и перебить все стекла в каждом авто на этой улице. Ему хотелось… О Господи, невозможно вдохнуть. Открытым ртом он хватал воздух, задыхался, но бесполезно, кислород не проходил в легкие. У него снова сердечный приступ. Он умрет в Южном Бостоне, потому что сейчас ноябрь. Он всегда знал: примерно так оно и случится. Лето — это хорошо, ранняя осень — нормально, но ноябрь… Убийственный месяц. Черт!