Лиза Гарднер - Убить чужой рукой

— Бобби…

— Знаю, мне следовало тебе позвонить, — прервал тот. — Нельзя заставлять тебя так волноваться.

— Дело не…

Бобби продолжал — торопливо, чтобы не утратить смелости:

— Наверное, все это давит на меня сильнее, чем я думал. То есть я не сомневаюсь в правильности своего поступка. Я основывался лишь на том, что видел, и это заставило меня стрелять. И все-таки в комнате находился ребенок. Прямо там, в трех шагах от него. А я вышиб его отцу мозги. Теперь мальчику придется с этим жить — и мне тоже… — Голос у него оборвался и зазвучал совсем устало. Господи, и как же он так вляпался?

Отец не перебивал его.

— Сейчас меня это мучает, — уже тише закончил Бобби. — Я не ожидал, но оно меня мучает. И вчера… вчера я напился.

Отец помолчал, а потом наконец мрачно отозвался:

— Судя по тому, что я слышал, не меньше шести кружек.

— Да, ты прав. Примерно пять или шесть.

— Это помогло?

— Нет.

— Как ты себя чувствовал утром?

— Хреново.

— А вечером?

— Ничего, оклемался. Я ошибся и извлек из этого урок. — Бобби не удержался и спросил: — А как у тебя дела?

— Все в порядке, — ответил отец. — Одного придурка в семье более чем достаточно, как ты думаешь?

Бобби через силу улыбнулся:

— Да, более чем.

— А Сьюзен? — угрюмо спросил отец. — Теперь у тебя есть свободное время, можешь привезти ее ко мне в гости.

— Не знаю…

— Чего ты не знаешь?

— Не знаю… много чего.

— Ну же, приезжай, Бобби. Всего тридцать минут езды. Мог бы погостить вечерок. Поболтаем.

— Мне, конечно, так и следовало бы сделать…

Они оба знали, что это означает: он не приедет. Ларри честно попытался, и Бобби тоже, но есть такие вещи, которые никто из них не сумеет ни простить, ни забыть.

— Ладно, папа, мне надо идти. — Бобби увидел троих человек, стоявших на автобусной остановке. Пожилая женщина уставилась на Бобби, он взглянул на нее в ответ.

— Ты говорил с братом?

— Нет.

— Я ему позвоню. Не хотелось бы, чтобы он обо всем узнал из новостей.

— Папа, Джордж во Флориде.

— Да, но такие истории живут собственной жизнью.

В больнице по какой-то иронии судьбы Бобби не привлек к себе ничьего внимания. Он десять минут простоял в регистратуре, а потом не выдержал и отправился к указателю, висевшему рядом с лифтом. Он нашел расписание Энтони Дж. Рокко. Третий этаж. Бобби поднялся по лестнице.

Взобравшись наверх, он отдышался и вошел в застекленную приемную, битком набитую детскими игрушками и сопливыми ребятишками. Двое малышей плакали. Один пытался засунуть машинку в рот. Табличка гласила: «Педиатрическое отделение». Бобби подумал, что именно отсюда и следовало начать.

Медсестра едва взглянула на него. Она сунула ему листок и изгрызенную ручку, продолжая болтать по телефону и жевать резинку. Бобби пришлось подождать, пока она закончит, прежде чем сообщить ей: он не пациент, ему просто нужно поговорить с доктором Рокко. Это крайне ее смутило. Бобби предъявил значок полицейского и наконец добился ответа. Девушка сорвалась с места и побежала по коридору в поисках печально знаменитого доктора Рокко.

Бобби не понимал своих чувств — то ли он испытывал триумф, то ли легкий стыд. На эту встречу он надел брюки защитного цвета, новую рубашку и свой лучший пиджак. Он производил впечатление частного детектива — возможно, это доказывало лишь то, что даже полицейские проводят слишком много времени перед телевизором.

На заре своей карьеры, лет шесть-семь назад, Бобби задумывался о том, чтобы перейти из патрульной службы в следователи. Патрульные считались людьми, которые делают самую тяжелую работу, своего рода передний край даже в таком элитном учреждении, как полиция штата. Они выполняли приказы, а детективы работали своим умом. У Бобби, как говорил сержант, неплохо варили мозги, неужели он обречен всю оставшуюся жизнь водить патрульную машину?

Бобби неоднократно размышлял над этим вариантом, даже когда готовился перейти в отряд специального назначения. Он представил на рассмотрение свое резюме и прошел жесткий отбор. Он выдержал собеседование, доказал свое умение обращаться с оружием и продемонстрировал хорошую физическую подготовку. Потом начались особые испытания: одно задание включало в себя раскачивание на канате, чтобы проверить, не боится ли претендент высоты, другое — работу в задымленном помещении (посмотреть, как он сумеет действовать в экстремальной ситуации). Его испытывали холодом и жарой, заставляли ползти по грязи с тридцатью килограммами снаряжения и три часа стоять в одной позе.

Это вбивали в их головы неуклонно: боец может понадобиться где угодно и в любое время. Он должен быть готов отправиться на операцию туда, куда ему укажут. Нужно быстро думать, успешно работать в нелегких условиях и ничего не бояться. Если выдержишь проверку — удостоишься большой чести: четыре добавочных дня тренировок в месяц и готовность в любое время дня и ночи находиться на связи. И за все это никакой дополнительной платы. Мужчины вступали в отряд специального назначения исключительно из соображений престижа. Быть лучшим из лучших. Знать, что твоя команда — и ты сам в том числе — справится со всяким заданием.

Бобби прошел отбор. Ему досталась эта вакансия, и он никогда не оглядывался назад. Он был хорошим полицейским и работал рядом с лучшими. По крайней мере так он думал еще два дня назад.

Девушка вернулась, раскрасневшаяся и запыхавшаяся.

— Доктор Рокко готов с вами встретиться.

Какой-то карапуз в приемной пронзительно запротестовал. Бобби толкнул смежную дверь.

Доктор Рокко сидел в маленьком кабинете чуть дальше по коридору, стол завален пачками документов, стены увешаны детскими рисунками и графиками вакцинаций. Бобби сразу же поразило несколько вещей. Во-первых, Рокко был младше, чем Додж себе представлял, — примерно под сорок или чуть за сорок. Во-вторых, доктор оказался гораздо привлекательнее: обаятельный, густые темные волосы, атлетическое сложение, — и вообще производил впечатление человека, посещающего загородный клуб. В-третьих, доктор Рокко, видимо, читал «Бостон геральд» и прекрасно знал, кто такой Бобби.

— У меня есть несколько вопросов по поводу Натана Гэньона, — сказал Бобби.

Доктор Рокко промолчал. Он оглядел Бобби с головы до ног, видимо, удивляясь, как у мистера Доджа хватило наглости показаться на людях. Неужели полицейский собирается преподнести ему прописную истину о конфиденциальности? Наконец доктор Рокко поднял взгляд, и Бобби увидел в лице этого мужчины нечто неожиданное. Страх.

— Садитесь, — сказал педиатр. Он жестом указал на заваленный бумагами стул, потом поспешно убрал папки. — Чем могу быть полезен?