Линда Ла Плант - Лучшая половина мафии (Крестная мать)

— Послушайте, я жила в таких дворцах, которые вам и не снились! — встряла она. — Вы думаете, я не знаю, что такое богатство? Как-то в Майами мы сняли дом, по сравнению с которым вилла «Ривера» — просто жалкая голубятня! До нас там жил Фрэнк Синатра. Зеркальные ванные…

Тереза перебила:

— Замолчи, пожалуйста, Мойра. С тех пор как мы сюда приехали, я только и слышу от тебя, какая это дыра. Тебе не кажется, что нам надо поговорить о том, почему мы все сидим здесь, в моей «трущобе»?

Грациелла скрестила руки на груди.

— Знаешь, Тереза, то, что ты считаешь важным, не всегда верно. Самое главное — это дом. Дом — это сердце, место, где ты живешь, где ты растешь. Семья и дом неотделимы.

Тереза была на грани истерики. Казалось, еще немного — и она взорвется. София ласково обняла Грациеллу за плечи.

— Ты права, мама.

— Конечно, права. Мне не нравится эта квартира. Моя кровать стоит у стены. Кому приятно просыпаться утром и пялиться на стену?

— Ладно, мама, хочешь взять себе мою комнату? Бери. Живи в моей комнате.

— Мне не нужна твоя комната, Тереза. Я хочу уехать из этой квартиры. Она угнетает, давит. Сегодня мы поспим здесь, а завтра будем искать новое место.

София помогла Грациелле подняться на ноги, но та оттолкнула ее локтем.

— И хватит обращаться со мной как с дряхлой старухой! Проявляйте ко мне хоть немного уважения! Прошу вас не забывать о том, что я отдала вам свой дом. — Она пошла к двери, но помедлила на пороге. — Где здесь ванная?

Громко расхохотавшись, София повела Грациеллу по маленькому, заставленному мебелью коридору.

— Так-так, — проговорила Роза, — я вижу, у тети Софии улучшилось настроение. В прошлый раз, когда мы ее видели, она была мрачнее тучи. Интересно, всегда ли действуют эти ее таблетки?

— Веди себя уважительно, Роза, а не то получишь оплеуху.

Роза взглянула на маму, продолжив наливать себе вино. Она заметила, что в последнее время ее тетя сильно сдружилась с Лукой. И уж если она это заметила, то Мойра и подавно. Наполнив свой бокал, она сказала:

— Кажется, Джонни стал членом нашей семьи. Они с Софией очень сблизились.

Тереза молча собрала грязные тарелки, но вернулась к вопросу о Джонни, когда в кухню вошла София.

— Ну, как работает наш мистер Морено?

София приняла бокал с вином и улыбнулась:

— Замечательно работает. Он водит «роллс-ройс»… Да, кстати, мы оставили машину в платном гараже, Тереза. Ее можно забрать оттуда в любое время…

— Ты узнала о нем еще что-нибудь? — спросила Мойра.

София покачала головой:

— Нет, но он хорошо о нас позаботился. Итак, мы все здесь собрались, и что дальше? Каковы будут наши действия?

— Я знаю, что у него есть брат, — вставила Мойра.

Роза обернулась к ней, удивленная.

— Брат? Он никогда мне о нем не говорил. А тебе он когда сказал?

— На вилле. Я рассказывала ему про…

Тереза перебила Мойру:

— Может, прекратим пустую болтовню и обсудим наконец важные вещи? Я звонила Барзини. Это тот человек, о котором я вам говорила: он прислал Домино предложение о покупке нашего предприятия. Я не стала больше никому звонить, потому что он, судя по всему, очень заинтересовался нашим предложением и изъявил желание с нами встретиться.

Она изложила свой план и продолжала давать указания, когда на другой день они ехали в Центральный парк, в отель «Плаза».

Взятый напрокат лимузин остановился перед отелем, и швейцар в форме придержал им дверь. Тереза вошла первая и обернулась, чтобы помочь Грациелле.

Все женщины были в черном, а Грациелла надела еще и траурную вуаль. Они выглядели богато, но не броско, как старые деньги: их наряды не отличались ультрамодностью, зато было видно, что они сшиты в элитном ателье.

Люди оборачивались и смотрели, как они одна за другой выходили из лимузина и шли по тротуару. Их диспозиция была уже хорошо отработана: группой, возглавляемой Грациеллой, они вошли в отель «Плаза».

Не подходя к регистрационной стойке, они степенно прошествовали к лифтам, и Тереза попросила шестой номер. Она тихо сообщила лифтеру, что их фамилия Лучано и что их ждут. Отвесив легкий поклон, он высадил женщин на шестнадцатом этаже, и они ступили на красный плюшевый ковер.

Их встретил мужчина в светло-сером костюме и очках в золотой оправе с розоватыми стеклами. Он подошел к Грациелле.

— Добро пожаловать, синьора Лучано. Мы с вами встречались в семьдесят девятом году, но вряд ли вы меня помните. Я Петер Салерно.

Молча кивнув, Грациелла оперлась на его руку, и он показал жестом, чтобы они шли за ним. Переступив порог номера, они оказались в очень просторной солнечной комнате.

Вдоль стен, обитых розовым шелком, было расставлено множество бледно-розовых диванов и таких же кресел. В воздухе витал сладкий аромат пышных цветочных букетов, красовавшихся на белых мраморных постаментах. Зону отдыха удобно окружали маленькие кофейные столики со стеклянными столешницами, а в центре комнаты, на низком столе из белого мрамора, стояли вазочки с конфетами и бокалы для шампанского, которое ожидало в серебряных ведерках со льдом. Официант в белом кителе стоял возле стола, готовый их обслужить.

Человек, на встречу с которым они пришли, Майкл Барзини, был виден в арочном проеме. Он разговаривал по телефону — коротышка (не больше пяти футов пяти дюймов) лет под шестьдесят, с седыми волосами песочного оттенка, красным лицом и затемненными очками без оправы. На нем были светло-серый блестящий костюм и начищенные до блеска черные ботинки. В аккуратных складках розового галстука сверкала большая бриллиантовая булавка.

Барзини слегка кивнул гостям и повернулся к ним спиной, чтобы закончить телефонный разговор. Через мгновение он повесил трубку и поспешил к женщинам, радушно раскинув руки.

— Простите, простите меня… Добро пожаловать, синьора Лучано.

Барзини поцеловал руку Грациелле, потом обернулся к остальным и, знакомясь с каждой гостьей по очереди, выражал свое соболезнование похлопыванием по руке и печальным взглядом. Потом он пригласил их сесть. Грациелла хотела было принять предложенное шампанское, но Тереза быстро сказала:

— Спасибо, нам ничего не надо.

Официант был отпущен. Все молчали, дожидаясь, пока он задвинет белую резную дверь, закрывающую арочный проем. Петер Салерно выбрал себе кресло с высокой спинкой, Барзини же сел в кресло помягче, лицом к женщинам, и обратился к Грациелле:

— Мы много лет дружили с вашим мужем. Он был мне как брат. Если у вас возникли какие-то проблемы, я считаю за честь то, что вы пришли именно ко мне.

У него была весьма картинная манера говорить. Он театрально размахивал руками и часто снимал очки, как бы подчеркивая значение своих слов, при этом откидывался в кресле и закатывал кверху маленькие и бледные близорукие глазки, отчего становился похожим на слепого крота. Потом он наклонял голову, пытаясь сфокусировать взгляд, и снова цеплял на нос очки.