Дэвид Карной - Музыка ножей

— He-а. Мне все равно ловить нечего.

— Очень хочется согласиться. Но в каждом из нас заложен потенциал. Ты витамины пить не пробовал?

Воткинс разжал кулак. На ладони лежала бело-голубая таблетка, скорее всего амфетамин. Во всяком случае, Воткинс именно амфетаминами промышлял, хотя Джим слышал, что этот парень все что хочешь может достать, от экстази до метамфетаминов и кокса.

— Спасибо, я уже с утра поливитамины для детей принял.

— М-м! Няка! — сказал Воткинс и сунул таблетку в рот.

Джим понимал, что таких, как Воткинс, в мире полно. Но он никак не предполагал, что столкнется с этим персонажем в дорогом, престижном частном университете. В государственном — да, может быть. Но здесь?

Джим не понимал, почему студенты терпят Воткинса. Наверное, думал он, это потому что Воткинс обаятелен и его наблюдения всегда остроумны и не лишены здравого смысла. Да и к тому же Воткинс был красавчик, и фигура у него обалденная. Это тоже важно.

Он напоминал Джиму очаровательно порочного персонажа фильма «Под кайфом и в смятении», которого играл Мэтью Макконаги. Джим и его школьные приятели этот фильм обожали. Целый год разговаривали цитатами оттуда. На вечеринках диалоги главных героев были специальным шифром, знаком принадлежности к группе избранных. Когда кому-нибудь из них удавалось произвести впечатление на девчонку, девятиклассницу или десятиклассницу, они подходили к друзьям и говорили: «За что я люблю школьниц? За то, что я старею, а они нет». Это была главная реплика Макконаги в фильме.

Джим поежился. Даже вспоминать неудобно. Какой они ерундой увлекались! Надо же, «Под кайфом и в смятении». Но персонаж Макконаги и сейчас не утратил своей прелести. Больше всего Джиму нравилось, насколько он спокоен и уверен в себе. И ведь никакого образования. Подвизался разнорабочим. И при этом постоянно охмурял школьниц, и делал это легко и красиво.

Джим подозревал, что с Воткинсом та же история. Он был обаятелен, спокоен и уверен в себе, с таким же блеском небесно-голубых глаз. Ему сходили с рук несусветные глупости, даже такие, каких другим бы не простили никогда.

— Позволь, я укажу тебе на некоторую нелогичность твоего рассуждения, — сказал Джим.

— Валяй.

— Кейти Йоргенсон мне не нравится.

— Типа, она толстая?

— Дело не в этом.

— Нет, если в этом, я все понимаю. Многим парням не нравятся толстые.

— Она не толстая. Просто она вся такая из себя, воображает, а с чего — непонятно.

— Похоже, дело все-таки в том, что она толстая.

Джим засмеялся. Воткинс был прав, Кейти и вправду не худенькая. Но вот что имел в виду сам Воткинс? Его не поймешь.

— Не обращай ты внимания, — продолжал Воткинс. — Экстерьер, фасад — это все неважно. Внутри скрывается маленькая испуганная девочка, ужасно неуверенная в себе. Твое дело постучать в скорлупу и вытащить ее на свет. И растоптать жестко и по-мужски.

Воткинс сложил перед собой руки (в одной из которых была банка с пивом) и сделал вид, что молит небеса о пощаде. Потом тоненько, по-девчачьи, взвизгнул и рассмеялся. Джим решил, что он спятил.

— На фига мне ее растаптывать?

— Ты еще маленький, совсем мальчик. Тихий, безвредный. Весь такой вежливый, дружелюбный, чуткий. Вон тебя мисс Дейтон, красотка Гвен, послала за пуншем, ты и полетел как очумелый. — Воткинс несколько раз подмигнул Джиму.

— Она меня не посылала. Я ее спросил, хочет ли она пунша.

— Как скажешь. Но ты для нее — мелюзга. Почему? Потому что ты неспособен причинять боль.

Джим засмеялся. Воткинс говорил точь-в-точь как тренеры. «Сынок, тебе надо заработать авторитет. Заставь их с тобой считаться!» Хорошо еще, что в игре Воткинса не надо подкладки для плеч надевать.

— У нее есть парень. — Джим начал обдумывать пути отступления.

— Да он кретин!

— Он наш президент.

— Твой президент. Надо мной никто не властен.

Джим промолчал. А что тут скажешь? Он еще никогда не слышал, чтобы Вайсса крыли вот так, в открытую. Джим и сам его костерил, но тихо, про себя. В принципе, Вайсс был парень неплохой, но становился полным засранцем, когда организовывал какое-нибудь «мероприятие».

— Стань клинком, — негромко сказал Воткинс, снова оглядывая двор. — Неужто тебе не хочется узнать, каково это, резать с каждым прикосновением? Быть искусно выкованным оружием, способным дарить, но и отнимать жизнь?

— По-моему, это как-то нездорово.

— Девка, похожая на мужика. Это твой выбор.

— И что надо делать?

— Иди отнеси им пунш. Я за вами понаблюдаю. Потом придешь обратно через двадцать минут и доложишь.

— И все?

— Пока все.

— А потом?

— Будем оттачивать мастерство. Мастерство и клинок.

Джим рассказывает адвокатше: в десять часов, в самый разгар вечеринки, Джим сказал Кейти, что ему хочется подышать. И не хочет ли она прогуляться с ним за компанию.

Он собирался переиграть Гвен в ее собственной игре. Она блефовала, и он убедил себя, что покажет ей. Покажет, что она потеряла. Джим еще не забыл историю с Бекки Гофман и решил: если он этого не сделает, все равно найдется кто-нибудь другой.

— Слушай, пойду-ка я подышу, — сказал он Кейти. Непринужденно так. Круто у него получилось. Легко. — Я на улицу. Ты со мной?

Кейти сказала — пошли. Ей тоже подышать хочется.

Он повел ее в дальний конец двора, к скамейкам у баскетбольной площадки, в густую тень. Обнять-то он ее обнял, а вот на поцелуй она не ответила. И посмотрела на него так… типа, что ты делаешь? И спросила:

— Что ты делаешь?

— А ты как думаешь?

— Я не буду с тобой на людях целоваться, Джим.

Он оглянулся. У двери народ и вправду был, но им отсюда их точно было не увидеть. И слава богу.

— А че такого-то? — Язык у него уже заплетался. Не сильно, но все-таки. — Нас тут не увидят. А если и увидят, все рано не поймут, кто это.

— Нет. У меня такое правило.

— Тогда пошли куда-нибудь, где никого нет.

— Не-а.

— Почему?

— У меня на повестке дня такого пункта нет.

— А что, у нас и повестка дня имеется? Извини, я не знал.

— Ничего, — язвительно сказала она и улыбнулась. — Ты все равно пьяный.

Тут он разозлился.

— Я достаточно трезвый, чтобы понимать, что ты коза. И что я с самого начала не хотел с тобой никуда идти.

Он вернулся в дом. Через несколько минут Кейти поговорила с Гвен. И та жутко сердито посмотрела на Джима. Она разозлилась, это точно. Джим никогда не видел, чтобы она так злилась. А вскоре он повел Кристен в туалет.

— Понимаете, мисс Дупви, — говорит Джим, — я расстроился из-за Кристен, но еще больше на следующее утро я расстроился из-за того, что все просрал. Гвен на меня обиделась. Сначала я наехал на ее подругу, а потом она меня застукала в туалете с малолеткой в полной отключке. Она теперь со мной не разговаривает. И я сам во всем виноват.