Грегори Фьюнаро - Скульптор

Ни Маркхэм, ни Кэти не обратили внимания на синюю «тойоту-камри», которая выбралась на шоссе вслед за ними.

Скульптор старательно следил за тем, чтобы не слишком приближаться, держался позади джипа ФБР, пропустив вперед шесть-семь машин. Он рискнул, съездив к себе домой и обменяв «порше» на «камри», поскольку не хотел привлекать к себе лишнее внимание. Этот риск оправдался. Сейчас Скульптор преследовал добычу, не желая упустить золотой шанс выяснить, что именно удалось раскопать ФБР, потерять те звездные карты, которые ему наконец сдала судьба.

Субботнее утро Скульптор провел, бесцельно разъезжая в своем «порше», изменив внешность, нацепив усы, очки и бейсболку. Он искал знак, который укажет ему, может быть, на доктора Хильди или на то, куда впоследствии можно будет отправиться за материалом для «Давида». Скульптор не нашел ни того ни другого, расстроился, уже собирался возвращаться домой и вдруг, как в тот день, когда неожиданно наткнулся на своего сатира, идущего домой от Блекмор-Понда, судьба распорядилась так, чтобы он проехал мимо особняка Манзера как раз в нужный момент.

Да, пожалуй, Скульптор как никто другой умел распознавать невидимые шаги судьбы, различать знаки божественного провидения, проводить тонкую, словно лезвие бритвы, черту между предначертанием и свободной волей. Этот дар, острое чувство было ниспослано ему еще в детстве, когда его звали Кристианом и он впервые увидел «Пьету» в церкви Святого Варфоломея, прихожанкой которой была его мать.

В те времена они жили в бедном районе, и мать по воскресеньям водила маленького Кристиана в церковь, пока отец был в отъезде по делам. В маленькой капелле, расположенной рядом с главным залом, мальчик по имени Кристиан иной раз часами простаивал перед мраморным изваянием Мадонны и ее Сына.

— Материнская любовь — это величайший дар, какой только может достаться мальчику, — нередко говорила мать. — Вот почему я назвала тебя Кристианом. [14] От английского Christ — Христос.

— А тебя зовут Мери, Мария, — отвечал мальчик. — Мы совсем как эта статуя.

— Совершенно верно, — говорила мать. — Я люблю тебя больше всего на свете. Мы с тобой совсем как эта статуя.

Да. Даже в детстве Скульптор понимал.

На протяжении всех этих лет по воскресеньям в церкви Святого Варфоломея они были вдвоем, не замечая никого вокруг. Мери и Кристиан, мать и сын, слушали мессу, которую читал отец Бонетти, а затем задерживались в поминальной часовне и подолгу рассматривали мраморные скульптуры. Мать и сын неизменно сходились в том, что самой любимой у них была «Пьета».

Но когда мальчик по имени Кристиан стал чуть постарше — по прикидкам Скульптора, ему исполнилось лет шесть-семь, — мать, возвращаясь на машине из булочной, куда они заезжали после церкви, стала задерживать руку у сына на паху. Салон наполнялся ароматом свежевыпеченных итальянских батонов, а под теплой материнской ладонью, лежащей на выходных брюках ребенка, расправлялось что-то твердое. Это чувство казалось мальчику по имени Кристиан странным, но все равно приятным. Еще лучше ему становилось, когда мать подсаживалась к нему на диван. По пятницам она позволяла сыну засиживаться перед телевизором допоздна, смотря очередную серию «Далласа» с Викторией Принсипал в главной роли. Эта актриса казалась мальчику по имени Кристиан невероятно красивой. Он считал, что она очень похожа на его мать. В одну такую пятницу, когда мальчик по имени Кристиан спросил, почему мать не сидит с ним вот так, когда отец дома, та объяснила, что это тайна, особая, которую они должны хранить даже от Бога. Если о ней прознает кто-то посторонний, то отец мальчика покончит с собой, а Бог поразит мать — превратит ее в статую, как ту Марию в церкви.

Когда мальчику по имени Кристиан было уже девять лет, он не мог понять, почему они вдруг перестали ходить в церковь. Вскоре после этого начались побои, а затем и ледяные ванны, что оказалось гораздо хуже. Мальчику по имени Кристиан не нравились избиения, но он всегда понимал, почему мать лупит его по голове, а после хорошей затрещины запирает в ванной, разлив на полу хлорку. Такое случалось только тогда, когда он вел себя плохо, например пробовал ее вино или вырывал иллюстрации из старого учебника истории.

Но если мать говорила мальчику по имени Кристиан, что он вел себя сверхотвратительно и опускала его лицом в холодную воду, он никак не мог взять в толк, чем разгневал ее. Ледяные ванны случались всего где-то раз в месяц. Это неизменно происходило поздно вечером, после того как мать выпивала много вина. «Вон!» — кричала она, врываясь в спальню. От нее пахло перегаром и табачным дымом, она хватала мальчика по имени Кристиан за волосы и волокла его в ванную. Дальше неизменно следовало одно и то же, но мальчик по имени Кристиан так к этому и не привык. Всякий раз, когда его окунали в воду, он был уверен, что не вынырнет. Мать заталкивала его голову глубже и глубже, и он думал, что больше никогда не увидит своего любимого папу.

Но в тот самый момент, когда у него в груди начиналось леденящее покалывание, мать всегда вытаскивала его голову из ванны. Потом, когда он лежал голый в кровати, дрожа от холода в темноте, мать забиралась к нему под одеяло, ласкала его между ног одной рукой, а другой удовлетворяла себя. Мальчик по имени Кристиан находил неописуемо волшебным прикосновение к своему телу ее обнаженных грудей.

— Материнская любовь, — снова и снова шептала мать.

Это тоже была тайна их двоих, которая навлекла бы страшные беды на всю семью, если бы раскрылась.

Когда мальчик по имени Кристиан стал постарше, ледяные ванны и побои прекратились, но мать по-прежнему продолжала по ночам, обнаженная, забираться к нему в кровать. Она подолгу ласкала его член, пока тот не выплевывал свою дозу, как говорили мальчишки в школе. Когда он еще подрос, перед тем как отец отправил его учиться в академию Филлипса в Нью-Гемпшире, мать Кристиана стала вводить его пенис себе между ног, руками и всем телом показывать, что нужно делать.

— Материнская любовь, — только и говорила она.

Мальчик по имени Кристиан долго боролся с любовью своей матери, не говоря о ней отцу и вообще никому. Усугубляло дело то, что сын был очень умен, прекрасно понимал, что имел в виду учитель начальных классов, говоря, что тесты сданы на уровне гения. Он усваивал все, что ему бросали преподаватели академии Филлипса, и даже разбирался в технической стороне патентов, которые регистрировал для своей процветающей компьютерной фирмы его отец. Да, вся эта ерунда давалась очень просто мальчику, а потом и юноше по имени Кристиан. Но было и то, в чем он никак не мог разобраться: любовь его матери.