Джон Фаррис - Похитители

— Что, Кэрол?

— Или меня выпустил кто-то еще?

Кэрол Уоттерсон посмотрела на свою сигарету, лежащую на пепельнице. Сигарета сгорела почти до фильтра. Гаффни зажег ей новую, спокойно покачал головой и улыбнулся. Девушка ему нравилась. Сейчас она немного похудела, после нескольких дней плена загар побледнел, ушибленное горло, наверное, болело от каждого произнесенного слова, каждого пусть даже самого легкого движения головой. Но она вышла из этой передряги в относительно неплохом состоянии и сохранила достоинство. Девочка была прирожденным бойцом. Она была недурна собой (а Гаффни был неравнодушен к красивым женщинам), в избытке обладала сексуальностью. Это была молодая женщина с открытым сердцем, сильно развитой интуицией, откровенная, и Гаффни был уверен, что со временем Кэрол Уоттерсон будет становиться только лучше.

— А это ты нам сама расскажешь, когда вспомнишь.

— Конечно, расскажу… если вспомню. Но вы же опасаетесь, что они могли накачать меня наркотиками?

— Да, вместе со снотворным.

— Получается, что они хотели, чтобы я все забыла. Значит, даже если я захочу вспомнить, все равно никогда ничего не вспомню.

— Все зависит от того, что тебе давали и насколько опытен был человек, который пичкал тебя наркотиками. Хороший психиатр при помощи пентотала натрия может сломать этот барьер.

Кэрол Уоттерсон серьезно посмотрела на фэбээровца.

— Если так, то я согласна принять пентотал натрия.

— Боюсь, не получится. Это слишком коварный наркотик. Существует чересчур большая опасность, что лечение пентоталом даже под наблюдением опытного специалиста небезопасно для тебя.

Кэрол слегка улыбнулась и спросила:

— Вы хотите сказать, что он может взорвать мой мозг?

Роберт Гаффни пожал плечами.

— К сожалению, это не моя область. Но доктора высказали опасение, и нам пришлось отказаться от идеи, какой бы привлекательной она ни казалась.

— И что теперь? — Девушка показала на магнитофон. — Это ведь вам совсем не поможет.

— Ну… завтра, если ты будешь нормально себя чувствовать, думаю, можно было бы съездить в округ Роклэнд.

— Попытаться освежить память?

— Что-то вроде этого.

— Хорошо, я готова, — с безнадежным видом кивнула Кэрол Уоттерсон.

Кэрол проснулась, когда наступили сумерки. Сейчас стало уже по-настоящему темно, и теннисный корт был освещен. На нем играли Филисия и Кевин. Кэрол вышла из дома через заднюю дверь, остановилась на траве и принялась наблюдать за игрой. Ночь была прохладной, поэтому мошек оказалось немного, и они даже не вились вокруг прожекторов на корте. Подошел Риггс, уселся в нескольких футах и высунул язык. Она щелкнула пальцами. Риггс дружелюбно посмотрел на нее, потом повернул голову и начал ловить блоху у себя на спине.

Филисия неудачно подала и сердито вскрикнула. Кэрол вернулась в столовую, села за обеденный стол и подперла подбородок руками. Со второго этажа доносился стук пишущей машинки Сэма Холланда.

Через пару минут в столовую вбежали Кевин и Филисия и включили свет.

— Привет! — угрюмо поздоровалась Кэрол, не глядя на них.

— Привет! — ответил Кевин.

— Где Гаффни? — поинтересовалась Филисия.

— Уехал.

— О… Он пробыл совсем недолго.

— Я ему почти ничем не помогла.

— О… — повторила Филисия. — Голос у тебя стал лучше.

Кэрол выпрямилась и слегка ударила руками по столу.

— Конечно, лучше. Сейчас он напоминает плохую звуковую дорожку к старому-престарому фильму. — Филисия и Кевин стояли посреди столовой с ракетками в руках, их лица блестели от пота. Они торжественно и неуверенно смотрели на нее. Кэрол улыбнулась и спросила: — Кто выиграл?

— Ну кто мог выиграть, — ответил Кевин.

— А, ну да, конечно. Дурацкий вопрос!

— Пожалуй, я сделаю сэндвич, — заявил Кевин. Он бросил ракетку на стойку и открыл холодильник. — Кэрол, хочешь сэндвич?

— Ты наверняка проголодалась, — заметила Филисия.

— Нет, я не могу есть.

— Может, выпьешь пахты? — спросил Кевин.

— Нет… Кевин, давай лучше съездим к «Джейку». Я угощу тебя чизбургером.

Кевин высунул голову из холодильника. На лице Филисии было написано любопытство.

— Ты уверена, что чувствуешь себя…

— Если я могу ходить, то могу и машину водить, — оборвала девушка мать. Неожиданно ее глаза расширились, по лицу пробежал сильный испуг. — Я сказала «Джейк», да? О, Господи! Конечно же, ни о каком «Джейке» не может быть и речи, Кевин. Мне кажется, что меня теперь не затащить туда даже на тракторе. Давай лучше заедем в «Барон»… Естественно, если ты хочешь поехать. Мне что-то не очень хочется быть одной.

— Конечно, хочу, — кивнул Кевин Уоттерсон. — Только переодену рубашку, а то от этой воняет потом.

Филисия налила стакан пахты, села и неожиданно негромко охнула от боли.

— Кевин научился принимать мою желчь, а других козырей у меня нет, — рассмеялась она.

— Подавай ему на левую сторону. У него еще неважный бекхэнд.

Филисия прислушалась к звукам пишущей машинки с таким видом, словно это был Бах.

— Сэм работает на износ, — заметила Кэрол.

— Сэм пишет статью для «Харперса», — объяснила Филисия. — Он должен был сдать ее еще на прошлой неделе. — Она наклонила стул назад, открыла у себя за спиной ящик и достала неначатую пачку сигарет. — Закуришь?

— Умираю, как хочется курить, но горло не перенесет дыма.

Филисия понимающе кивнула и раскурила сигарету, потом помахала спичкой. Выдохнула дым, удобно развалилась на стуле с круглой спинкой и скрестила лодыжки. Почти весь свет от единственной в столовой лампы сейчас падал на ее лицо. Она рассеянно потерла след от укуса москита на руке. Глаза были полузакрыты, на темных ресницах блестела тонкая пленка пота.

— Хочешь спать, мама? — На лице Кэрол появилась улыбка, тонкогубая, бесцветная, нейтральная. Она сидела за столом и так крепко сцепила руки, словно хотела что-то задушить… может, свои собственные нервы.

Филисия сказала:

— На следующие выходные мы с Мартой Пеллинг собираемся поехать на аукцион в Мамаронек. Хочешь поехать с нами?

— Может быть. Собираетесь что-нибудь покупать?

— Они выставили на продажу Уинслоу Гомера. Генерал давно хотел купить Гомера, так что я буду торговаться от его имени. Еще обещали выставить Поллока. Поллок мне самой нравится. Если цена не будет слишком высокой, то обязательно куплю.

— А какая приемлемая цена за Поллока?

— Ну в Парке Бернет не так давно его продали за семь тысяч.

— Двадцать пять лет назад один старьевщик купил несколько десятков картин Поллока по четыре цента за фунт веса. Он собирался изолировать ими трубы.

— Четыре цента за фунт, — изумленно повторила Филисия Холланд.