Франк Тилье - Проект «Феникс»

— Вам ведь скоро рожать? — улыбнулся он.

Корали потянулась за пультом, выключила телевизор. Двигалась она медленно, почти лениво. «Экий у нее цвет лица, прямо-таки перламутровый, — подумал Шарко. — И круги под глазами… И какая молоденькая…»

А она спросила:

— Наверное, вы не затем пришли, чтобы поинтересоваться, когда мне рожать?

Шарко откашлялся.

— В общем, нет, мадам Массон. Вопрос, который я сейчас задам, может показаться вам странным, но ответьте, пожалуйста, страдаете ли вы непереносимостью к лактозе, как и ваш брат?

— Да, а при чем тут это?

— При том, что, как я уже говорил в прошлый раз, наше расследование вывело нас на кое-какие медицинские проблемы, не связанные непосредственно с Феликсом. Это куда шире, я, к сожалению, не могу сейчас рассказать вам всего, но что могу, постараюсь объяснить. А какие отношения с лактозой у вашего отца и какие были у вашей матери?

— Отец может выпить сколько угодно молока, а вот мама… мама тоже не переносила лактозы.

— Вы знаете, что в Европе непереносимость лактозы характерна главным образом для иммигрантов и их потомков?

— Нет, до сих пор не знала. Но все-таки, что именно вам от меня нужно?

— Я предполагаю, что когда-то — давно или, скорее, сравнительно недавно — в вашу семью влилась кровь иностранца… кровь, которая несла в себе эту непереносимость и… ммм… и кое-что похуже. Да, мне кажется, это случилось сравнительно недавно.

Корали, похоже, обозлилась. Она нахмурилась, облизала пересохшие губы, с трудом встала и подошла к комоду, из ящика которого достала альбом. Вернулась и отдала этот альбом Шарко.

— Вот смотрите. Мы никакие не иммигранты, мы французы бог знает во скольких поколениях. Многие члены моей семьи заказывали себе генеалогическое древо, и выяснилось, что можно проследить нашу родословную до начала XVIII века. Копии вы найдете на первых страницах.

Шарко открыл альбом. Действительно, к первым страницам были приклеены сложенные в несколько раз большие листы бумаги, на каждом из которых тянулись в разные стороны ветви генеалогического древа.

— Нисколько не сомневаюсь в достоверности этих документов, — сказал комиссар. — Только ведь ребенок мог родиться от случайной связи, от внебрачной, так что это не отразилось ни на какой из ветвей… Был, скажем, некий обманутый муж…

Корали, поджав губы, молчала. Шарко довольно быстро нашел ответвление, на котором были написаны имена Корали и Феликса Ламбер. А вот их мать, Жанна, умершая на родильном столе, — она была в семье единственной дочерью. Вот бабушка и дедушка… Даты, имена — и впрямь все чисто французские… Жанна Ламбер, мать Корали и Феликса, родилась в Париже в 1968 году… в 1968-м… При виде этой даты в голове полицейского мгновенно вспыхнул огонек: фильм на кассете с надписью «Феникс № 1» снимали в 1966 году… Пробирками Амазония с Францией обменивалась в 1967-м…

Словно по волшебству, разрозненные пазлы стали складываться в картинку. Похоже, его гипотеза верна. Комиссар заглянул молодой женщине в глаза.

— У вас непереносимость лактозы. У вашей матери, Жанны, тоже была непереносимость лактозы, а у отца ее нет. Стало быть, непереносимость лактозы вы с Феликсом унаследовали по женской линии. — Он указал пальцем на два прямоугольничка с именами Женевьева Нолан и Жорж Нолан. — Тогда я вот что спрошу… А у ваших бабушки и дедушки со стороны матери, у них была — или есть — непереносимость лактозы?

Корали несколько секунд подумала и ответила:

— Дедушка пьет кофе с молоком, несколько дней назад пил у нас тут, прямо на том месте, где вы сейчас сидите. С бабушкой он развелся много лет назад, но она… да, она тоже пила кофе с молоком, я помню. То есть у них… у них нет никакой непереносимости. — Теперь помолчали оба. — И это значит…

Шарко не мог усидеть на месте — нашел! Он нашел то звено, где случилась генетическая «поломка» в линии, которая вела к Феликсу Ламберу. Комиссар провел рукой по лицу, он понимал, насколько важное сейчас сделал открытие, но понимал и то, какой ужас оно в себе содержит.

— Есть ли у вас фотографии вашей мамы и ее родителей, Жоржа и Женевьевы?

Корали взяла у него альбом, перелистала несколько страниц и вернула комиссару:

— Вот мама и бабушка. А тут мама и дедушка. Втроем их увидеть негде, потому что, как я уже сказала, бабушка с дедушкой давно в разводе. На этой фотографии маме лет, наверное, пятнадцать… Какая она была красивая… Маме было девятнадцать, когда родилась я, двадцать, когда родился Феликс.

Шарко внимательно всматривался в цветные снимки. Мать Корали, Жанна, темноволосая девочка-подросток, черноглазая, местами очень похожая на собственную мать: такой же нос, такая же улыбка… Корали сказала вслух то, о чем комиссар подумал:

— Мама совсем не похожа на дедушку, да? Вы это заметили? Но это же непостижимо, это невероятно!

Шарко молчал. Ребенок родился не от деда Корали, теперь полицейский был в этом уверен. И единственной гипотезой, которая вырисовывалась в его сознании, была гипотеза о связи с амазонскими уруру, о перевозках пробирок, об этих самых вирусах, об Эволюции… Какой бы безумной ни выглядела мысль, все-таки вероятнее всего, бабушке Корали и Феликса каким-то образом, при полном ее неведении на этот счет, ввели семенную жидкость индейца. Гиганта, свирепого дикаря с непереносимостью лактозы. Ей ввели сперматозоиды с вирусом. С кошмаром, который теперь так и будет передаваться от поколения к поколению.

Растерянный, удрученный тем, что увидел и услышал, комиссар закрыл альбом и медленным жестом чуть приподнял его, показывая, что готов отдать, — так, чтобы Корали надо было за альбомом тянуться. Надо посмотреть, какой рукой возьмет.

Левой! Она протянула левую руку!

ГАТАЦА выдал свое присутствие.

Сердце у него сжалось. Он сделал глубокий вдох, чтобы усмирить гнев и подавить желание заорать в полный голос, и, с трудом выговаривая слова, спросил:

— Скажите, у вас будет девочка?

Корали как-то странно на него посмотрела и, покачав головой, ответила:

— Нет. Мальчик.

Шарко теперь прикладывал все силы, чтобы сохранять хотя бы внешнее спокойствие, внутри у него все рвалось в клочья.

— А… а врачи за вами наблюдают?

— Конечно, но я…

— Вам делали УЗИ? Все нормально?

Молодая женщина совсем растерялась: чудной какой-то полицейский, вопросы у него один другого непонятнее…

— Да, разумеется, все нормально! Прекрасный мальчик, очень крупный. (Она улыбнулась.) И он… он все время шевелится. А еще, вы знаете, я никогда столько не ела, сколько сейчас, просто зверский аппетит — ем и никак не могу остановиться, видимо, мой мальчик — обжора! Да-да, все совершенно нормально, только с плацентой небольшие проблемы, но остальное…