Эрик Ластбадер - Мико

Акутагава-сан положил свою руку на руку Николаса. Они остановились и залюбовались все еще скрытой в утренней дымке долиной, где верхушки деревьев пронзали колышущийся туман.

— Для большинства людей, Николас, — продолжал Акутагава-сан, — из этого состоит жизнь: явное или тайное, известное или секретное. Но для нас все обстоит иначе. Если мы отбросим понятие “цивилизация”, мы себя освободим. Погружаясь в туман, мы учимся тому, как оседлать ветер, ходить по воде, прятаться там, где нет укрытий, видеть с закрытыми глазами и слышать с закрытыми ушами. Ты узнаешь, что одного вдоха может хватить на несколько часов, и научишься, как расправляться со своими врагами. Освоить эту науку нелегко. Я знаю, ты это понимаешь. И все же я должен повторить это еще раз. Ибо, выбирая себе ту или иную жизнь, ты принимаешь на себя ответственность за нее перед Богом. Самое главное — дисциплина. Без нее воцарится хаос, и при первой возможности зловредная анархия жадно проглотит нашу культуру... всю культуру.

Николас молчал, он застыл, стараясь запомнить все, что говорил Акутагава-сан. Многое из сказанного было ему сейчас непонятно, то, что таили его слова, было огромно и глубоко, как сама жизнь. И он старался сберечь их в своей памяти, понимая, что если проявит терпение, ему все станет ясно.

Акутагава-сан вглядывался в древний пейзаж, вдыхая чистые острые запахи долины, будто тончайшие духи самых изысканных куртизанок страны.

— Сейчас, пока еще не поздно, пока у тебя еще есть время принять решение, ты должен понять одно: “акаи ниндзюцу” — это всего лишь один курс целой науки. И как во всех науках, в ней есть и негативные стороны. — Акутагава-сан повернул голову, и его черные непроницаемые глаза встретились с глазами Николаса. — Надевая наш костюм, ты рискуешь стать мишенью... темных сил. Я сэннин среди них, это одна из причин, почему я здесь. Ты слышал когда-нибудь о “кудзи-кири”, технике ударов девятью руками?

У Николаса перехватило дыхание. “Кудзи-кири” — это была та техника, с помощью которой Сайго победил его в Кумамото год назад, опозорил его и увел Юко, и потом исчез вместе с ней, будто их обоих никогда и не бывало.

Губы его пересохли, он дважды пытался заговорить, прежде чем ему удалось выдавить из себя:

— Да, я... слышал об этом.

Акутагава-сан кивнул. Он старался не смотреть на Николаса, чтобы дать ему возможность справиться с эмоциями, заставившими его потерять лицо.

— Фукасиги-сан догадывается о многом. Он считает, для того чтобы выжить, ты нуждаешься в э-э-э... в необычной подготовке. А выживание — это то, чему учат здесь, в “Тэнсин Сёдэн Катори-рю”.

Акутагава-сан повернул к нему свою ястребиную голову, и Николас был поражен: обсидиановые глаза Акутагавы-сан излучали физическую энергию. Их взгляд был подобен действию сильного электрического разряда: мышцы Николаса напряглись, волосы встали дыбом — инстинктивные рефлексы примитивных, физически выносливых существ.

Но, как ни странно, его разум был спокоен и ясен, впервые с тех пор, как он вернулся из поездки по заливу Симоносэки, его Стиксу, где он искал Сайго в подземном царстве “каньакуна ниндзюцу”.

Акутагава-сан слегка улыбнулся:

— В терминологии много китайских корней... Но ты знаешь японский. Все должно быть заучено, отточено, чтобы занять надлежащее место в твоей собственной внутренней культуре: — Один-единственный раз сэннин мог позволить себе так разговаривать с Николасом или с кем бы то ни было: это было признанием родства, духовной близости между ними. — Теперь тебе известны опасности, подстерегающие тебя. Фукасиги-сан решительно настаивал на том, чтобы я познакомил тебя с ними.

— А вам этого не хотелось, — сказал Николас, реагируя на почти незаметный нюанс в тоне сэннина.

— Не думай, что я был невнимателен. Мы с Фукасиги-сан на многое смотрим одинаково. Просто я не считал, что тебе нужны эти предостережения.

— И вы правы. — Николас глубоко вздохнул. — Я хочу, чтобы вы учили меня, сэнсэй. Я не боюсь “кудзи-кири”.

— Сейчас — да, — с некоторой грустью заметил Акутагава-сан, — но в свое время ты научишься бояться. — Он взял Николаса за руку. — Идем, — его голос изменился. — Пусть “Тьма” и “Смерть” навеки станут твоим вторым именем.

Они спустились с холма, и скоро туман целиком поглотил их.

Монстры никогда не сопровождали Аликс Логан сразу вдвоем, а поочередно менялись. Каждый работал по двенадцать часов. Того, мускулистого, который дежурил в дневное время, Бристоль назвал Красным. Другого, худощавого и жилистого ночного монстра с длинной шеей и крючковатым носом, он окрестил Голубым.

Наткнувшись на них, он прежде всего спросил себя: “А не было ли их тогда в машине?”

Прошло уже много месяцев с той темной ночи, полной дождя и дьявольского ветра, пригибавшего чуть не до самой земли высокие стройные пальмы Ки-Уэста. Он ехал по шоссе со скоростью сорок пять миль в час, когда кто-то с выключенными фарами нагнал его на бешеной скорости. Он почувствовал сильный толчок сзади, недоумевающе вскрикнул: “Что за черт!” — и порадовался, что был пристегнут к сиденью. Зная, что после этого тарана он инстинктивно посмотрит в зеркало заднего вида, они тут же включили дальний свет. И начали его убивать. Он понял по этой вспышке, насколько они были искусны, так же как и то, что времени для овладения ситуацией у него нет: он не был Джеймс Бонд, и все это происходит не в кино. Поэтому он сделал единственное, что мог: сконцентрировался на том, чтобы спастись.

В короткое мгновение перед новым ударом он приоткрыл дверцу со стороны водителя и отстегнул ремни безопасности. Его не волновало, что и как они собираются делать, он сейчас знал, что должен думать только о своих действиях, иначе ему придется распрощаться с жизнью.

Они выждали, пока обе машины войдут в правый поворот, и вторично ударили его, как раз под нужным углом. Слева, за низким дорожным ограждением, был крутой обрыв метров двадцати глубиной. Земля там была не особенно жесткой: недавние дожди сделали ее несколько пружинящей. Но какой от этого прок? Это был самый опасный участок дороги, особенно в такую бурю, и приблизительно через каждые десять футов мимо него пролетали большие дорожные знаки, помеченные рубиновыми отражательными кружками.

И вдруг как будто какое-то огромное существо вцепилось в машину. Ее занесло вправо, и руль вылетел у него из рук. Он бросил его, стараясь сохранить равновесие. Центробежная сила и инерция удара мешали ему, а тьма лишала всякой способности ориентироваться. Машина стала неуправляемой. Его рука метнулась к приоткрытой двери, но он заставил себя остаться на месте, несмотря на скрежет и визг металла и полную уверенность в том, что сейчас он полетит вниз.