Уильям Айриш - Я вышла замуж за покойника

Наконец он заговорил осипшим от дыма голосом.

— Пока что ты не внесла никакой ясности, — вкрадчиво начал он. — Я вконец запутался. Этот Хью Хаззард женился… э-э… скажем, на тебе в Париже пятнадцатого июня позапрошлого года. Мне стоило много денег и хлопот установить по документам точную дату. Но пятнадцатого июня позапрошлого года мы с тобой жили в нашей маленькой меблированной комнатке в Нью-Йорке. Могу показать счета за квартплату. Как ты могла оказаться одновременно в столь отдаленных друг от друга местах? — Он философски вздохнул. — Кто-то перепутал даты. Или он. Или я. — И медленно, с расстановкой закончил: — Или ты.

Она невольно вздрогнула. Оставаясь спиной к нему, медленно, как загипнотизированная, повернула голову:

— Значит, это ты слал те…

Джорджсон кивнул с шутовской учтивостью, будто принимая заслуженную похвалу.

— Думал, что лучше не обрушивать на тебя все сразу. Немного хотел подготовить.

Патрис с отвращением взглянула на него.

— Сначала я наткнулся на твое имя в Нью-Йорке в списке пострадавших при крушении поезда, — сказал он. Помолчав, как бы между прочим добавил: — Знаешь ли, поехал и «опознал». Должна поблагодарить хотя бы за это. — Задумчиво затянулся сигаретой. — Потом до меня дошли кое-какие вещи. Прикинул, что к чему. Сначала вернулся к себе, собрал квартирные счета, пятое-десятое. В конце концов из чистого любопытства добрался сюда. И здесь, узнав конец истории, совершенно запутался, — насмешливо закончил он.

Стал ждать. Она молчала. Наконец будто бы сжалился над ней.

— Понимаю, — снисходительно сказал он, — здесь не место и не время… вспоминать старые времена. Здесь вечеринка, и тебе хочется вернуться туда и повеселиться.

Ее била дрожь.

— Как с тобой связаться? — спросил он, доставая записную книжку и зажигалку.

Она было подумала, что он ждет, когда она продиктует номер. Сжала губы.

— «Сенека-382», — прочел он, глядя в книжку, и убрал в карман. Лениво повел рукой. Помолчав, небрежно сказал: — Обопрись на стул, а то упадешь; еле стоишь на ногах. Не нести же мне тебя на виду у всех на руках.

Патрис оперлась на спинку стула и, наклонив голову, продолжала стоять, не произнося ни слова.

В желтом проеме дверей в центре террасы на мгновение потемнело. В дверях, разыскивая ее, стоял Билл.

— Патрис, наш танец, — сообщил он.

Джорджсон на секунду небрежно привстал и снова уселся на перила.

Патрис шагнула навстречу. Синий мрак скрывал ее неуверенные шаги. Прямо от дверей Билл повел ее в танце, так что ей больше не надо было самой держаться на ногах.

— Вы там стояли словно статуи, — сказал он. — Не очень приятное общество.

Положив голову ему на плечо, она нетвердо повторяла вычурные движения румбы.

— Да, общество не из приятных, — с трудом проговорила она.

Телефонный звонок раздался в дьявольски неподходящий момент.

Он блестяще рассчитал. Будто смотрел сквозь стены дома и знал, кто где сейчас находится. Мужчин нет дома. Патрис только что уложила Хью. Они с мамашей Хаззард наверху, каждая у себя в комнате. Получалось, что ответить может только она.

С первого звонка Патрис поняла, кто и зачем звонит. Она ждала этого звонка целый день, знала, что он обязательно последует.

Она будто приросла к полу, не в силах двинуться. Может, перестанет, если никто не подойдет. Может, ему надоест. Но тогда позвонит в другой раз.

Мамаша Хаззард выглянула из комнаты.

Прежде чем та вышла в коридор, Патрис распахнула свою дверь и оказалась у лестницы.

— Я подойду, дорогая, если ты занята, — предложила старая женщина.

— Не беспокойся, мама. Мне все равно надо вниз, так что я отвечу.

Патрис сразу узнала этот голос. До вчерашнего вечера не слышала его больше двух лет и вот теперь узнает, будто слышала его все последнее время. Страх обостряет память.

Как всякий нечасто звонящий к ним, он сначала вежливо справился:

— Это младшая миссис Хаззард? Патрис Хаззард?

— Да.

— Думаю, узнала. Это Джорджсон.

Она, конечно, узнала, но ничего не ответила.

— Ты… где нам можно поговорить? — спросил он.

— Я не отвечаю на такие вопросы. Повешу трубку.

Казалось, ничто не может вывести его из себя.

— Не надо, Патрис, — невозмутимо возразил он. — Я ведь позвоню снова. Тебе же будет хуже. Начнут спрашивать, кто это без конца звонит. Или кто-нибудь в конце концов возьмет трубку. Не будешь же торчать весь вечер у телефона. Я тогда назовусь и попрошу тебя. — Помолчал, дав ей подумать. — Видишь, так лучше.

Патрис, сдерживая ярость, вздохнула.

— По телефону много не поговоришь. Во всяком случае, я бы предпочел не говорить. Звоню из аптеки Макклеллана, в нескольких кварталах от тебя. Моя машина как раз за углом, стоит в укромном месте. На левой стороне Помрой-стрит, сразу за перекрестком. Не могла бы ты подойти минут на пять — десять? Долго не задержу.

Подражая сдержанному официальному тону собеседника, она ответила:

— Могу ответить вполне определенно — нет.

— Конечно же сможешь. Тебе надо купить у Макклеллана рыбий жир для ребенка. Или, может быть, самой захотелось содовой. Я же видел, как ты забегала сюда по вечерам. — Выжидающе замолчал. — Может, мне перезвонить? Дать тебе время подумать? — с явным нажимом предложил он.

— Не надо, — наконец нехотя вымолвила она.

Он понял — смысл ответа был утвердительный.

Патрис повесила трубку. Вернулась наверх.

Мамаша Хаззард ни о чем не спрашивала. В этом доме не проявляли лишнего любопытства. Но дверь в ее комнату была открыта. Патрис не могла просто пойти к себе, хотя бы бегло не упомянув о разговоре. «Совесть заговорила. Уже?» — пронзила мысль.

— Звонил Стив Джорджсон, мама. Мы с Биллом случайно познакомились с ним вчера. Спрашивал, как нам понравился вечер.

— Очень внимательно с его стороны, не правда ли? Должно быть, приличный человек, — отозвалась мамаша Хаззард.

«Приличный», — печально подумала Патрис, закрывая за собой дверь.

Через десять минут она вышла из комнаты. У мамы Хаззард дверь на этот раз была закрыта. Можно бы спуститься вниз без объяснений… Но Патрис опять не смогла.

Тихо постучала:

— Мама, сбегаю в аптеку. У Хью кончилась присыпка. Заодно подышу воздухом. Через пять минут вернусь.

— Ступай, дорогая. На всякий случай спокойной ночи. Вдруг усну.

Беспомощно протянув руку, Патрис задержалась у двери. Хотелось сказать: «Мама, не пускай меня. Запрети. Оставь дома».

Однако тут же она резко повернулась и сбежала вниз. Это ее битва. Перекладывать не на кого.

На темной Помрой-стрит остановилась у машины.

— Садись в машину, Патрис, — приветливо предложил он.

Протянув руку со своего места, открыл дверцу и даже для вида поправил кожаную подушечку.