Стивен Кинг - Ночь тигра

Я подумал, что мне конец.

Он издал нечленораздельный, сдавленный звук, и хватка на моем плече стала мучительной. Его правая рука двинулась вверх… вверх… вверх, затем обрушилась вниз с невероятной скоростью.

Если бы эта рука соединилась с моим лицом, она оглушила бы меня, в лучшем случае. В худшем, она сломала бы мне шею.

Этого не произошло.

Другая рука материализовалась магически из пространства, прямо передо мной. Две напряженные конечности сошлись вместе с плоским хлопающим звуком. Это был мистер Легре.

– Оставь парня в покое, – сказал он бесстрастно.

Мистер Индразил разглядывал его долгое мгновение, и, я думаю, кошмарнее всего было видеть страх перед мистером Легре и сумасшедшую жажду причинить боль (или убить!) в этих ужасных глазах.

Затем он повернулся и зашагал прочь.

Я повернулся к мистеру Легре. – Спасибо, – сказал я.

– Не благодари меня. – Не «не стоит благодарности», но «не благодари меня». Не жест скромности, а сухой приказ. Во внезапном проблеске интуиции – сопереживания, если хотите – я понял, что он имел в виду. Я был пешкой в затянувшейся битве между ними двумя. Взят в плен мистером Легре, а не мистером Индразилом. Он остановил укротителя львов не из сочувствия ко мне, а потому что это давало ему преимущество, хотя и слабое, в их частной войне.

– Как вас зовут? – спросил я, нисколько не задетый своим открытием. Он, в конце концов, был честен со мной.

– Легре, – ответил он кратко, и пошел прочь.

– Вы из цирка? – спросил я, не желая отпускать его так легко. – Вы, похоже, знаете его.

Слабая улыбка коснулась его тонких губ, и глаза вспыхнули на мгновение. – Нет. Можешь считать меня полицейским. – И прежде, чем я успел ответить, он исчез в хлынувшей мимо толпе.

На следующий день мы снялись с места и двинулись дальше.

Я снова видел мистера Легре в Дэнвилле и, две недели спустя, в Чикаго. Тем временем я старался избегать по возможности мистера Индразила и держал кошачьи клетки безупречно чистыми. За день до отхода в Сент-Луис я спросил Чипса Бейли и Салли О’Хара, рыжую эквилибристку, знают ли мистер Легре и мистер Индразил друг друга. Я был уверен, что да. Вряд ли мистер Легре следовал за цирком ради нашего баснословного лаймового мороженого.

Салли и Чипс переглянулись поверх своих кофейных чашек. – Никто не знает толком, что между ними произошло, – сказала она. – Но это продолжается очень долго, возможно, лет двадцать. С тех пор, как мистер Индразил перешел от Ринглинг Бразерс, а может, и до того.

Чипс кивнул. – Этот парень, Легре, присоединяется к цирку почти каждый год, когда мы проходим через Мидвест, и остается с нами, пока мы не поймаем поезд во Флориду в Литл-Роке. Старина Леопардовый Укротитель становится раздражительным, как какая-нибудь из его кошек.

– Он сказал мне, что он полицейский, – произнес я. – Как по-вашему, что он тут ищет? Может, мистер Индразил замешан в этом?

Чипс и Салли обменялись странными взглядами и одновременно вскочили. – Взгляну-ка, правильно ли там установлены груз с противовесом, – сказала Салли, и Чипс пробормотал что-то не слишком убедительное насчет проверки задней оси своего фургона.

Примерно так же прерывался любой разговор, касающийся мистера Индразила или мистера Легре – поспешно, с натянутыми отговорками.

Мы сказали «прощай» Иллинойсу, и покою вместе с ним. Пришла убийственная жара, казалось, в тот самый момент, как мы пересекли границу, и она оставалась с нами следующие полтора месяца, пока мы медленно двигались через Миссури и входили в Канзас. От жары страдали все, включая животных. И в том числе, конечно, кошки, подопечные мистера Индразила. Он безжалостно гонял рабочих, и меня в особенности. Я улыбался и старался вынести это, несмотря на свой собственный случай тропического лишая. Вы не станете спорить с сумасшедшим, а я пришел к выводу, что именно им мистер Индразил и являлся.

Никто не мог спать, а это проклятие для всех цирковых исполнителей. Недостаток сна замедляет рефлексы, а замедленные рефлексы создают опасность. В Индепенденсе Салли О’Хара упала с высоты семидесяти пяти футов на нейлоновую сетку и сломала плечо. Андреа Солиенни, наездница, упала с одной из своих лошадей во время репетиции и потеряла сознание, попав под удар летящего копыта. Чипс Бэйли молча страдал от лихорадки, которая всегда была при нем, лицо – восковая маска, с выступившим на висках холодным потом.

Во многих отношениях мистеру Индразилу было тяжелее всех. Кошки сделались нервными и вспыльчивыми, и каждый раз, когда он заходил в Дьявольскую Кошачью Клетку, как объявлялось в афишах, жизнь его висела на волоске. Он скармливал львам полные порции сырого мяса прямо перед выходом , что укротители делают редко, вопреки общественному мнению. Его лицо становилось все более натянутым и изможденным, и его глаза были дикими.

Мистер Легре почти всегда был здесь, у клетки Зеленого Ужаса, наблюдая за ним. И это, конечно, служило дополнительной нагрузкой для мистера Индразила. Цирк начал тревожно провожать взглядом его фигуру в шелковой рубашке, когда он проходил, и я знал, что все думают то же, что и я: скоро он взорвется, и когда это произойдет…

Когда это произошло, один Бог знал, чем все обернется.

Жара продолжалась, и каждый день температура забиралась как следует за девяносто. Казалось, боги дождя насмехаются над нами. Каждый город, который мы покидали, получал благословенный ливень. Каждый город, куда мы входили, был раскалившимся, пересохшим, обожженным.

И однажды ночью, по дороге из Канзас Сити в Грин Блафф, я увидел нечто такое, что совершенно вывело меня из равновесия.

Было жарко – отвратительно жарко. Было бесполезно даже пытаться уснуть. Я вертелся на койке, как человек в лихорадочном бреду, преследуя песочного человечка, но никогда не настигая его. В конце концов я встал, натянул штаны и вышел наружу.

Мы остановились на маленьком поле, образовав окружность. Я и двое других подсобных рабочих выгрузили кошек, чтобы они могли глотнуть мало-мальски свежего воздуха. Теперь клетки были здесь, отливающие тусклым серебром под раздутой канзасской луной, и высокая фигура в белых габардиновых бриджах стояла рядом с самой большой из них. Мистер Индразил.

Он травил Зеленого Ужаса длинной, заостренной пикой. Большой тигр тихо переступал по клетке, стараясь избежать острого конца. И пугающим было то, что, когда пика врезалась в плоть тигра, он не рычал от боли и ярости, как должен бы был. Он хранил зловещее молчание, сильнее ужасающее того, кто знает тигров, чем самый громкий рев.

Это действовало и на мистера Индразила. – Ты тихий ублюдок, да? – бормотал он. Мощные руки согнулись, и железное копье скользнуло вперед. Зеленый Ужас отступил, его глаза злобно вращались. Но он не издал ни звука. – Вой! – прошипел мистер Индразил. – Бросайся вперед и вой, ты, чудовище. Вой! – И он ткнул пикой глубоко в бок тигра.