Роберт Ротенберг - Старая ратуша

— Я знаю, как вам тяжело, — пробормотал Фернандес.

— Правда? — воскликнул Торн. — И откуда вам это известно?

— Естественно, что для вас и вашей жены смерть единственной…

Хромированный столик громко задребезжал, когда на него тяжело опустилась рука Торна. Молоденькие официантки повернулись в их сторону.

— Не надо мне говорить, что там, на ваш взгляд, «естественно», Фернандес. И хватит рассказывать мне, как нам сейчас тяжело. — Голубые глаза Торна сверкнули негодованием. — Я не хочу, чтобы мне кто-то объяснял, как мы «естественно» должны сейчас переживать смерть Кейт.

Фернандес кивнул и смущенно посмотрел на Грина.

Торн полез в карман.

— Вот взгляните — это мой чек за парковку. Вы можете за меня с этим разобраться? — Он намеревался уходить.

Грин тут же встал. Фернандес, торопливо поднимаясь, протянул руку за чеком.

— Доктор Торн, я сам за него расплачусь. — Он взял чек и полез в карман пальто за бумажником.

Торн стоял в нерешительности, скрестив руки на груди. Фернандес протянул ему тридцать долларов. Покачав головой, Торн сел, засовывая деньги в карман.

— Сегодня днем совещание суда, — сообщил Фернандес. — Я встречаюсь с адвокатом в кабинете судьи. Он будет давить на нас, добиваясь соглашения о предъявлении менее тяжкого обвинения, чем убийство первой степени: например, убийство второй степени или даже убийство по неосторожности, — но мы будем стоять на своем.

Довольный собой, Фернандес взглянул на Грина. Обычно семьи погибших болезненно реагируют на подобные договоренности, когда прокуроров вынуждают идти на соглашение с более мягкими обвинениями.

— Вы приняли решение, даже не спросив нас? — резко выдал Торн. Он пристально посмотрел на Фернандеса, затем — на Грина. — Хотите громкой победы, да?

— Дело не в победе или поражении, — возразил Фернандес. — У нас веские факты.

— А смысл? Человеку шестьдесят с чем-то лет…

— Шестьдесят три, — подсказал Грин, вновь подключаясь к разговору. Он понял, что беседа пошла не в том направлении. — Вы наверняка хотите оградить жену от участия в процессе.

— В случае обвинения в убийстве второй степени он получит что-то в районе десяти, так?

— Десять — минимум. Учитывая возраст, ему могут присудить одиннадцать-двенадцать, — пояснил Фернандес.

— Вот что я хочу сказать. — Торн вновь повысил тон, и его голос эхом раздался в пустом ресторане. — Нам уже доводилось переживать подобное с Кейт. Шумиха в прессе и прочее. Это ужасно.

Фернандес нахмурил брови.

— Когда Брэйс и Кэтрин сошлись, это стало большой сенсацией, — пояснил Грин Фернандесу.

— Кевин считался самым популярным радиоведущим в стране. Фотографии его счастливого семейства были на обложках всех журналов, — вздохнул Торн. — И вдруг он сбегает от жены к секретарше своего издателя. Кейт — высокая, красивая. Пресса сделала из нее злую разлучницу, разрушившую семейное счастье.

Торн встал. Стало ясно, что садиться вновь он уже не собирается.

— Поначалу я не разговаривал с Кевином, — продолжил он. — Но потом узнал, что, когда у них забрали сына, он взял девочек к себе и дал им хорошее воспитание. А для меня это кое-что значит. Он хорошо относился к Кейт. Эта старая коза Гвен Харден — ее инструкторша по верховой езде — говорила, что Брэйс был фактически единственным мужем, который действительно приезжал посмотреть, как она выступает на соревнованиях. В отличие от всех этих красавцев, которые в основном только и делали, что висели на своих сотовых.

— Доктор, мы вам весьма признательны за уделенное нам время… — пробормотал Фернандес и тоже поднялся из-за стола.

— Когда она ехала верхом, было на что посмотреть. Я сам видел. Он глаз не мог от нее отвести. Не знаю, что случилось и как она умерла. Но вам не терпится упрятать Брэйса в тюрьму на двадцать пять лет. Я много раз повидал смерть за свою жизнь. Этот ваш шеф полиции хочет устроить над Кевином показательный процесс. Вытрясти из налогоплательщиков побольше денег. Договаривайтесь сегодня, или мы с женой забираем лошадей и уезжаем в Западную Виргинию. Я не собираюсь вновь подвергать ее такому испытанию. — Резко развернувшись, Торн стремительно вышел из ресторана.

Фернандес выглядел ошеломленным. Протянув руку, Грин подергал за все еще зажатый у него между пальцами парковочный чек.

— Давайте его мне, — предложил он. — Я могу занести это в свои расходы.

Фернандес медленно разжал пальцы.

— Вы сможете договориться? — спросил Грин.

— У меня связаны руки. Есть указания сверху, — покачал головой Фернандес. — Торн прав. Они хотят сделать из Брэйса отбивную. У меня есть подозрение, что от этого зависит моя дальнейшая карьера.

Грин внимательно посмотрел на молодого прокурора.

— Вы обратили внимание, как он говорил о гибели дочери? — спросил Фернандес.

— Будто она умерла, а не убита, — ответил Грин, протягивая ему тридцать долларов.

— Доктор Торн оказался не таким, как вы ожидали, не так ли, детектив?

— Не могу с вами согласиться, — ответил Грин.

— Как это? — удивленно переспросил Фернандес.

— Потому что, — отозвался Грин, засовывая парковочный чек в свой бумажник, — чем дольше этим занимаешься, тем реже рассчитываешь на предполагаемую реакцию на смерть со стороны близких покойного.

— Приветствую представителей защиты и обвинения, — обратился к Фернандесу и Пэриш судья Саммерс, приглашая их в свой кабинет. Было ровно 13:30. Нет сомнения, к двум часам Саммерс намеревался все закончить. Пэриш пришла секунд за десять до его появления.

— Что ж, за работу. — Саммерс надел очки. — Начнем с этих форм, будь они неладны. — Он раскрыл красную папку. — Сейчас в нашем деле канцелярщины больше, чем в свое время в военно-морском ведомстве.

Саммерс начал с серии формальных вопросов к адвокату.

— Является ли предметом спора личность обвиняемого?

— Нет, — ответила Пэриш.

— Является ли предметом спора состав предполагаемого преступления?

— Нет.

— Позволяет ли психическое состояние обвиняемого отвечать перед судом?

— Да, — сказала Пэриш.

После каждого ответа судья педантично ставил галочку в соответствующем квадратике анкеты. Эти вопросы служили разминкой, предваряющей нечто более серьезное. Последовало еще несколько формальных вопросов, и Саммерс взглянул на Фернандеса поверх очков.

— Представитель обвинения может назвать мотив преступления? — безучастно спросил Саммерс.

Это был ключевой вопрос.

— Обвинение не обязано обосновывать мотив, — ответил Фернандес.

— Я знаю законы, мистер Фернандес. — Саммерс снял очки. — Но я также знаю присяжных. Им нужны ответы на два вопроса: как и почему? Одно ножевое ранение. Как вы этим сможете обосновать намерение без ответа на вопрос «почему?». Вам повезет, если его признают виновным в непредумышленном убийстве.