Роберт Ротенберг - Старая ратуша

Закончив читать, Аманква, как всегда, когда ему надо было что-то обдумать, сел за синтезатор. Нацепив наушники и максимально убавив звук, он стал играть нежный ноктюрн Шопена. В звучание музыки вторглось дребезжание очередного громыхающего по Джерард-стрит трамвая. Когда тот в конце квартала повернул за угол, музыка в наушниках вновь возобладала.

Он вспомнил вечер, когда с женой был в квартире Брэйса на его ежегодной рождественской вечеринке. Место показалось ему исключительным — квартира, занимающая пол-этажа, с огромной входной дверью и внушительных размеров прихожей. Брэйс пошутил, что в свое время он сможет тут свободно разворачиваться в кресле-каталке.

Аманква погрузился в раздумья. Он мысленно сравнивал хоромы Брэйса со своей лачугой. Очень опасался, что скажут дети, когда он впервые приведет их сюда. И прошлым вечером его поразила их жизнерадостная способность приспосабливаться. Вбежав в его крохотную спальню, они весело попрыгали на кровать, а через несколько минут уже со смехом играли в прятки.

Он удивлялся умению детей прятаться и про себя рассмеялся, вспомнив, как они его обманули. Когда была его очередь «водить», он ушел в спальню считать до десяти. Выйдя из спальни, он обыскал всю квартиру, но нигде не мог их найти. В какой-то момент его даже охватила паника — куда они могли подеваться? Он окликнул их, и дети со смехом выбежали к нему. Пока он считал, они просочились вслед за ним в спальню и спрятались за дверью. Разумеется, он, даже не подумав, прошел мимо них.

«Старая хитрость, о которой давно написано во всех книжках», — улыбнулся он про себя.

Его руки застыли над клавишами. За дверью. Широкая прихожая квартиры Брэйса. Кенникот смотрит на план квартиры. Так вот в чем дело. В квартире Брэйса находился кто-то еще. Кто-то играл в прятки, но не в безобидную детскую игру.

Его руки непроизвольно опустились на клавиши, и в наушниках раздалась какофония. Сорвав их с головы, он схватил телефон.

— Нэнси, он был не один! — воскликнул Аманква, когда Пэриш взяла трубку. — В квартире присутствовал кто-то еще. За дверью.

— Поэтому-то… — шумно выдохнув, начала Пэриш.

— Поэтому что?

Пэриш замялась.

— Ты же понимаешь, я не могу тебе сказать. Сегодня на улицах ожидается празднество, так что не опаздывай.

Было только восемь утра, а перед булочной «Грайф» уже выстроились машины, растянувшись чуть ли не на два квартала. Дорогие иностранные модели с включенной аварийкой припарковались, нарушая правила, вдоль восточной стороны улицы. Небритые мужчины в спортивных штанах или шортах выбегали из булочной с пакетами, полными теплой выпечки.

Ари Грин поставил свой «олдсмобил» за «лексусом». Кинув на приборную панель жетон, он, не включая аварийку, медленно вылез из машины. «Грайф» не отличалась внушительными размерами, и хвост очереди торчал на улице. Большинство мужчин в очереди были заняты своими блэкбери, либо набирая сообщения, либо разговаривая с женами. Остальные читали спортивные страницы газет, пестревшие заголовками о победе «Листьев».

Очередь продвигалась довольно быстро. Внутри булочная представляла собой длинное прямоугольное помещение. В его дальнем конце стояли высокие металлические стеллажи со свежеиспеченными изделиями. На преимущественно голых стенах кое-где висели старые черно-белые фотографии булочной, сделанные еще в начале двадцатого века. Вся боковая стенка старого белого холодильника была сплошь обклеена всевозможной дешевой рекламой, от постановок еврейского музыкального театра до сшитых вручную религиозных париков и туристических агентств, специализирующихся на поездках в Израиль. «„Тора для подростков“: возможность подготовки в университет по одобренной министерством программе», — предлагала одна из наиболее красочных рекламок. И тут же сверху прилепил свою визитку некто Стив С., предлагая свои суперуслуги по переездам и перевозке вещей. За дверью стояла пустая металлическая подставка для газет. Казалось, ею не пользовались уже долгие годы.

За обитым линолеумом прилавком стояла пожилая женщина и с привычной сноровкой обслуживала покупателей. В воздухе витал сдобный аромат свежей выпечки. От такого количества народу в сочетании с работающими духовками в помещении было довольно жарко. Старый черный вентилятор над дверью и два выставленных в зал белых пропеллера на ножках явно не справлялись с работой. Грин расстегнул верхнюю пуговицу сорочки и ослабил галстук.

— Мне две дюжины с кунжутом и дюжину с маком, — попросил мужчина в начале очереди.

Пожилая дама лихо раскрыла бумажный пакет и сложила туда заказанный хлеб.

— Что еще? — спросила она.

— Дайте мне еще дюжину простых.

— А мне — дюжину с маком, — сказал следующий покупатель.

— Что еще? — спросила пожилая дама, со звоном пробивая заказ на древнем кассовом аппарате с приклеенной к нему бумажкой: «Только наличные».

Грин вытащил бумажник.

«Что у нас с наличными?» — подумал он.

Последние несколько месяцев в связи с интенсивной подготовкой к судебному процессу он практически везде расплачивался кредиткой. Ему нравилось пользоваться кредитными картами, когда работа практически не оставляла ему свободного времени: так в конце дня ему было проще учитывать свои расходы.

Раскрыв бумажник, он стал просматривать его содержимое.

«Надеюсь, у меня хватит денег», — подумал он.

Нащупав какие-то купюры, он наткнулся на свернутый клочок бумаги.

«А это что такое?» — удивился он, разворачивая бумажку.

Это был чек оплаты тридцати долларов за стоянку возле муниципалитета. Он в недоумении потряс головой. Оставляя машину на большой подземной стоянке, он всякий раз пользовался своей кредитной картой. С чего ему вдруг платить наличными?

— Что еще? — спрашивала женщина за прилавком очередного покупателя.

Грин чуть прошел вперед. Приближалась его очередь.

Он вновь посмотрел на квитанцию — она была еще от середины февраля. Грин пожал плечами. Он не спал всю ночь и жутко устал. Хотелось выпить утреннего чая.

— Что еще? — спросила женщина у стоящего перед ним покупателя.

Грин с детства любил «Грайф». Его школа находилась на той же улице, и он с друзьями забегал в булочную-пекарню после уроков. За прилавком стояла та же самая женщина и, казалось, выглядела в те годы ничуть не моложе. Она угощала их булочками прямо из духовки. Весной они брали с собой в школу зимние перчатки, чтобы можно было держать горячий хлеб и есть его с пылу с жару.

«Что еще?» — он будто слышал этот задаваемый пожилой дамой вопрос всю жизнь. И только сейчас осознал всю его прелесть. Классическая форма допроса свидетеля — вопрос всегда должен быть открытым, а не закрытым.