Шэрон Болтон - Теперь ты меня видишь

— Если вы не из ОБОТП, то где же вы работаете? — спросила наконец я. — В дорожной полиции?

Худшего оскорбления для копа и не придумаешь: регулировщик. А вот зачем я решила оскорбить старшего по званию, к тому же едва знакомого, — это хороший вопрос.

— В СО10, — ответил он.

Я задумалась. СО означает «специальный отдел». Пронумерованы они в зависимости от функции: СО1 защищает общественных деятелей, СО14 — членов королевской семьи.

— Это отряд по работе под прикрытием? — предположила я.

Он наклонил голову.

— Сейчас предпочитают термин «секретные операции».

— То есть вы в Скотланд-Ярде работаете, да? — продолжила я, приободренная тем фактом, что он произнес целое связное предложение.

Опять кивок.

— В принципе, да.

Это как понимать? Ты или работаешь в Скотланд-Ярде, или нет.

— Как же вас сегодня занесло на место преступления?

Он вздохнул с явным раздражением, как будто искренне не понимал, чего я к нему привязалась.

— Я только вернулся с больничного, — сказал он. — Вывихнул плечо и чуть не потерял глаз в драке. Официально я до ноября работаю в облегченном режиме, но, как вы с инспектором Таллок уже не раз отмечали, мне скучно.

Трев принес нам по бутылке южноамериканского пива. Что я буду пить, никто не спрашивал.

— Судя по выражению лица, ты пиво не уважаешь, — сказал Джосбери, переливая содержимое бутылки в бокал. — А по моему выражению лица ты должна понять, что я об этом знаю: слишком уж ты тощая для любительницы пивка. Но оно хорошо помогает при шоке.

Я взяла бокал. Да, пиво я не пью, но от алкоголя в любом виде сейчас не отказалась бы. Под пристальным взглядом Джосбери я опустошила бокал примерно на треть — одним, замечу, глотком.

— Как ты вообще оказалась в полиции?

— Меня с детства интересовали маньяки, — ответила я и не соврала, хотя редко говорила об этом так прямо. Насилие и люди, которые его совершают, интриговали меня, сколько я себя помнила, и именно это «хобби» долгим и тернистым путем привело меня к полицейской службе.

Джосбери недоуменно вскинул бровь.

— Особенно садисты и психопаты, — продолжала я. — Ну, знаете, такие, которые убивают для того, чтобы удовлетворить свои извращенные сексуальные потребности. Сатклифф, Уэст, Брэди. Все эти ребята меня в детстве просто завораживали.

Бровь у него никак не опускалась. В этот момент я осознала, что выхлебала уже половину бокала и пора бы сбавить темп.

— Знаете, если вам скучно, советую поиграть в гольф. Многие мужчины среднего возраста проводят так часы досуга.

Джосбери поджал губы, но не удостоил мою дешевую подколку ответом. Я же поняла, что пора не то что сбавлять темп, а бить по тормозам. Это на меня не похоже — так откровенно дразнить старшего по званию, пускай и крайне неприятного. Я же по природе тихоня.

— Я прошу прощения. Вечерок выдался не из легких и…

Какое-то движение сбоку. Принесли еду.

— Что вы с ним на «вы»? — удивился Трев, ставя передо мной тарелку лапши с креветками и овощами. Джосбери он принес что-то с говядиной и черной фасолью. — Он начинает важничать, когда девушки-полицейские к нему так обращаются.

— Приму к сведению, — пробормотала я.

Не так-то сложно, подумала я, заставить его начать важничать. Джосбери явно был не в моем вкусе. Вернее, вкуса как такового у меня не было, но если бы был, то он точно был бы не в нем.

— А это Дане, — сказал Трев, водружая на стол третью тарелку, только теперь уже пластиковую и с крышкой. — Передавай ей привет. Скажи, чтобы заходила. А если ей когда-нибудь надоест…

— Трев, — медленно произнес Джосбери. — Сколько тебе можно…

— Мечтать не запретишь, — ответил Трев и отправился назад в кухню.

Когда я наконец осмелилась поднять взгляд, Джосбери уже с энтузиазмом поглощал свой ужин.

— А как он понял, что я работаю в полиции? — спросила я, застенчиво пытаясь поддеть вилкой креветку по тарелке.

— На тебе оранжевый костюм с надписью «Собственность лондонской полиции» на воротнике, — ответил Джосбери, даже не отрываясь от еды.

— Я могла бы быть преступницей, — парировала я, отправляя креветку в рот. Большая и непривычно сухая, она улеглась у меня на языке.

— Ага, — сказал Джосбери. Отложив вилку и подняв взгляд, он добавил: — Меня тоже посещала такая мысль.

Живу я на одной из тех небольших улочек, что лучами отходят от Вондсворт-роуд, в неполных пяти минутах ходьбы от китайского ресторанчика Трева. Снимаю часть старинного викторианского дома — агент, который подыскивал мне жилье, назвал это «садовой квартирой». На самом же деле это подвал. Чтобы попасть туда, нужно спуститься по каменной лесенке, берущей начало еще на тротуаре, справа от главного входа в здание. Я по привычке проверила, нет ли кого под лестницей, где сгущалась непроглядная тьма. Если мне крупно не повезет и я потеряю бдительность, кто-нибудь когда-нибудь обязательно будет меня там ждать. Пока что такого не случалось, и я надеялась, что сегодняшний вечер не станет первым: настроение, знаете ли, не располагало. Под лестницей было пусто, и замок на сарае, где я хранила велосипед, никто вроде бы не трогал. Я открыла дверь и вошла.

Хоромы мои состояли из скромной гостиной, кухоньки вроде тех, которыми оснащены самолеты, и спальни. В то утро я, как обычно по пятницам, поменяла постельное белье. Свежие до хруста, белоснежные, из стопроцентного хлопка простыни были единственной роскошью, которую я могла себе позволить. Обычно пятничный сон был для меня одним из самых ярких событий за неделю.

Но в этот вечер я испугалась. Испугалась, что, когда я встану со своей любимой простыни, она окажется испачканной кровью другой женщины. Глупость, конечно, ведь я в душе чуть кожу с себя не соскоблила, но…

Через пристройку, где находится нечто вроде зимнего сада, я вышла в сад настоящий. Вытянутый, узкий и, как большинство садов за лондонскими домами, практически неосвещенный. К счастью, человек, который этот сад разбивал, знал свое дело: все растения прекрасно себя чувствовали в вечных сумерках. Все эти низкорослые деревца и густые кустарники. В окружении высоких кирпичных стен я чувствовала себя по-настоящему уютно. Здесь никто не мог меня потревожить. А боковую калитку я всегда запирала.

Я закрыла глаза — и увидела другие. Голубые. Они смотрели на меня с немым укором. О нет!

Каким бы мерзким типом ни был детектив-инспектор Джосбери, он все-таки сумел меня отвлечь. Его присутствие, необходимость искать темы для разговора, а главное, усилия, которые я прилагала, чтобы не сболтнуть лишнего, помогли мне хоть на время забыть о случившемся. Теперь же, когда я осталась одна, воспоминания вернулись.

В Лондоне никогда не бывает тихо. Даже в столь поздний час я слышала неумолчный гул машин, разговоры людей, идущих по улице, и визгливые вопли где-то неподалеку.