Шэрон Болтон - Теперь ты меня видишь

— С другой стороны я обнаружил очень похожие следы. Камеры туда не нацелены. Думаю, она приставила к забору стремянку, перелезла, а потом и стремянку за собой затащила. И оставила ее уже на территории зоопарка, чтобы как можно быстрее перелезть обратно.

— Неужели это так просто? — удивилась Таллок.

— Ну, рано или поздно человек, который шляется тут ночью, попадет в объектив камеры, или заденет датчик сигнализации, или наткнется на сторожа, — сказал Стеннинг. — Другое дело, что до горилл, если шеф не ошибся, оттуда совсем близко. Она небось минут за десять управилась.

— Но зачем ей это? Что это за игра?

— Именно, — сказала я. — Она играет.

Джосбери откинулся на спинку стула и щедро одарил меня своей гадкой ухмылочкой.

— И, похоже, только-только вошла во вкус, — сказал он.

К концу дня мы убедились, что восковую голову не скупясь обмазали человеческой кровью, которая и взбудоражила горилл. Чья это была кровь, мы пока точно не знали, но никто не сомневался, что вытекла она из Карен Кертис. Таллок поручила двум детективам-констеблям выяснить, откуда украли голову. Те первым делом связались с музеем мадам Тюссо, но ни из основных залов, ни из запасников экспонаты не исчезали. Работники музея любезно предоставили полный список возможных поставщиков, и поиски в Интернете увенчались поразительным успехом. Как выяснилось, купить отрубленную голову из воска совсем не трудно.

— Мир сошел с ума, — прокомментировал Андерсон, вернувшись из зоопарка.

В диспетчерской он насладился доселе невиданным успехом: вопросы сыпались со всех сторон. Да, гориллы в порядке, уже очухались после утреннего потрясения; да, за беременной самкой ведется наблюдение, но поводов для беспокойства нет; кстати, он тут один такой или расследование серийных убийств интересует еще кого-то?

В сжатой форме выразив свое негодование, Андерсон сообщил, что зоопарк снова работает, но в «Королевство горилл» пока не пускают. Никто из посетителей, опрошенных Майзон, ничего странного не заметил, но мы на них, признаться, и не надеялись.

Женщина в черной экипировке скейтбордиста передвигалась в блеклом лунном свете. Я несколько раз отматывала видео, возвращаясь к тем секундам, когда она пересекает главную аллею.

— Пять футов восемь дюймов. Может, девять, — прикинул Стеннинг, неслышно подкравшись сзади. — Одежда на ней висит — видно, стройная.

— Мать Карен Кертис называла ряженую медсестру симпатичной девчушкой. Пять футов девять дюймов — ничего себе девчушка!

— Может, она имела в виду только худобу, — предположила Майзон. Я и не знала, что она тоже тут стоит. — И еще упоминала, что у нее черные волосы. У Виктории на фото тоже черные волосы. А вот под шапкой не разглядеть.

— Некоторые женщины меняют цвет волос чаще, чем я носки, — сказал Джосбери. Ну, если уж я даже его проглядела, значит, увлеклась всерьез! — А телосложение сильно зависит от выбора одежды. Что скажешь, Флинт?

— Насчет чего? — спросила я, не отрываясь от экрана. — Стоит ли тебе попробовать силы в качестве стилиста?

Он навис надо мной и положил руку мне на плечо.

— По-твоему, она на каблуках? Отмотай-ка чуть-чуть.

Майзон сделала это за меня.

— Смотрите, — сказал Джосбери. — Следите за ее походкой.

Фигура в черном, опустив голову, пересекла главную аллею и исчезла в обезьяннике.

— Гейл, ты сейчас на каблуках?

Майзон подняла правую ногу, чтобы мы все полюбовались ее двухдюймовыми танкетками. Большинство женщин даже не назвали бы это каблуками, но чего еще требовать от полицейского при исполнении?

— Можешь пройтись до стенки? — попросил Джосбери. — Если хоть кто-то свистнет, получит по мозгам.

Жеманно хихикнув, Майзон исполнила его просьбу.

— Флинт, ты у нас, как обычно, в «мартенсах», да? Пройдись-ка и ты.

Напомнив себе, что старших по званию в жопу не посылают, я встала и прошлась к стене. У меня в шкафу, между прочим, не было ни единой пары «мартенсов». Поравнявшись с Майзон, я развернулась. Джосбери, подонок ты эдакий!

— Ладно, теперь возвращайтесь. Не спеша.

Мы обе исполнили приказ, но улыбалась из нас только одна.

— Надеюсь, ты это не ради развлечения затеял, — сказала Таллок, застав наше дефиле.

— По-моему, эта женщина пытается выглядеть выше и крупнее, чем есть на самом деле. Для этого она носит мешковатую одежду и высокие каблуки. Смотрите, — указал он на экран, — она двигается, как Гейл. Женщины на каблуках шагают от бедра. А наша красавица еще и споткнуться боится. Флинт вот, например, топает, как мужик.

Кто-то в комнате рассмеялся. Точно не я.

— Мне кажется, миссис Ричардсон была права. Это довольно миниатюрная девушка. Ты какого роста, Флинт?

— Пять футов шесть дюймов, — процедила я сквозь зубы.

— Правда? — Он взял мой пиджак, висевший на спинке кресла. — Двенадцатый размер. А ты в нем утопаешь. Значит, какой у тебя — восьмой? Десятый, когда плотно покушаешь?

— Спасибо, Марк, мы поняли, — вмешалась Таллок. — Это женщина хрупкого или среднего телосложения, которая пытается скрыть этот факт, когда ее снимают. Так, пока я не забыла: сможешь на выходных съездить в Кардифф? Можешь Гейл с собой взять, чтобы особо не распоясываться.

Я, извинившись, вышла из комнаты. Мне срочно нужно было разбить что-то вдребезги.

Я танцевала вальс — и поэтому сразу поняла, что вижу сон. Я ни разу в жизни не танцевала вальс. Но во сне я кружилась, как на венском балу, вертелась юлой, и музыка играла все громче, и со всех сторон порхали красные воздушные шары и ленты, и алое конфетти сыпало с потолка, как лепестки роз.

От музыки и кружения заболела голова. Все шарики, ленты и кружочки конфетти вдруг начали менять очертания и влажно заблестели. Ленты были уже не бумагой, а кишками, лепестки превратились в капли крови, а шарики — о боже! — в человеческие головы, что провожали меня мутными глазами.

Я проснулась, издав не то стон, не то вопль. Дрожа с головы до пят, я вскочила с кровати. В комнате было темно, и в первые секунды я видела только огоньки сигнализации, установленной Джосбери. Крохотные красные огоньки.

Я даже не подозревала, насколько буду беспомощна и уязвима, проснувшись среди ночи и выбравшись из постели. Спотыкаясь на каждом шагу, я еле-еле доплелась до выключателя.

Как только зажегся свет, я первым делом осмотрела себя: руки, ноги, туловище. После такого яркого сна я искренне верила, что меня забрызгало кровью. Никакой крови на теле, разумеется, не оказалось. Липкая влага, которую я ощутила при пробуждении, была лишь пóтом. А вот музыку объяснить было труднее. Музыку объяснить было невозможно.

Она не просто мне приснилась — она играла до сих пор. Сначала я подумала, что кто-то проник в квартиру, но я ведь точно проверяла все замки и включала сигнализацию. Нет, музыка доносилась с улицы. Пижам и ночных сорочек у меня не было — я спала в шортах и майке. На стуле нашлась толстовка.