Говард Фаст - Синтия

— Харви, ну кто может всерьёз поверить, что ты убил двоих техасцев?

— А вдруг найдётся такой простак. Откуда ты знаешь?

— Ладно, не сердись, пожалуйста.

— Я сержусь не на тебя. Меня обвёл вокруг пальца этот Корсика. Хорошо бы Ротшильд его сцапал и он сгнил в тюрьме.

— Харви, он спас тебе жизнь.

— Он поганый убийца.

— Но всё равно он спас жизнь тебе, мне и Синтии. А что, кстати случилось с Толстяком Ковентри и другими двумя его подручными?

— Их куда-то увезли. Возможно, в том же «Флитвуде». По крайней мере те же люди. Чёрт, а знаешь, почему он улыбался?

— Не надо так много чертыхаться, Харви.

— Нет, ты мне скажи: знаешь, почему он улыбался?

— Кто?

— Настоящий Валенто Корсика, когда он пригласил тебя в Рембрандтовский зал?

— Ну, почему он улыбался?

— Потому что получил от меня восемьдесят пять тысяч долларов в чеках «тревеллз» — за тебя и Синтию.

— Но мы были в соседнем зале.

— В том-то всё и дело! Он меня надул. Меня, Харви Крима, который родился и вырос в Нью-Йорке, надули на восемьдесят пять тысяч! Причём, надул какой-то молокосос.

— Харви, это был не молокосос, а руководитель мафии.

— Мафии? Но ты же мне говорила, что нет никакой мафии.

Я свернул налево, на Парк-авеню.

— Куда мы идём, Харви? Почему бы нам не взять такси?

— Тут недалеко. Мы нанесём визит мистеру Э.К.Брендону.

— Сейчас? В час ночи?

— Они не спят. Келли ведь отвёз его дочку домой совсем недавно.

— Харви, ты уверен?

— Вполне.

Мы перешли через улицу и подошли к входу в дом 626. Всё тот же швейцар загородил мне дорогу.

— Брысь, — сказал я ему, — а то сделаю больно.

— Я должен доложить. Час ночи.

— Докладывай. А мы пошли.

Мы прошли к лифту, где я показал лифтёру свой значок и велел ему везти нас наверх. Он подчинился.

— Харви, ты великолепен, — прошептала мне Люсиль. — Ты крутой детектив.

— В гробу я их видел!

— Очень хорошо, — похвалила она меня.

Я позвонил в звонок, а потом стал дубасить в дверь Брендона. Лифтёр стоял и таращился, и я велел ему убираться. Дверь открыл дворецкий Джонас Биддл и спросил, как я смею дубасить в дверь в час ночи.

— Брысь, — сказал я. — Мне нужен Брендон. Сейчас.

— Сейчас нельзя. Он разговаривает с дочерью.

— Где?

— В библиотеке.

— Биддл, я иду туда, — сказал я. — И не пытайся мне помешать. Можешь, конечно, позвать полицию, но тогда ты останешься без работы. Ну, где библиотека?

Он показал, куда идти, я взял Люсиль под руку, и мы пошли. Библиотека была большая и дорогая. Там было тысяч на пять кожаных кресел и тысяч на десять кожаных переплётов книг. На полу был ковёр тысяч на десять-двенадцать, а на стенах висели картины Моне, Сезанна и Мондриана. Брендон любил хорошую живопись.

Когда мы вошли, Брендон внушал своей дочери:

— И точка. Никаких больше безумств, никаких «любовь — это чудо», никаких компьютерных фокусов, никаких неумытых длинноволосых дружков. Отныне я заказываю музыку. Отныне ты не получаешь ни одного никеля… — тут он. обернулся к нам и рявкнул: — А вы кто, собственно, такие, что заявляетесь ко мне ночью…

— Они мои друзья, — крикнула Синтия.

— Я Харви Крим, а это мисс Люсиль Демпси.

— А помню. Детектив из страховой компании? Ну, ваша работа окончена. Убирайтесь!

— Нет.

— То есть? Как вас прикажете понимать?

— А так, что моя работа ещё не окончена. Никоим образом.

Он, прищурившись, уставился на меня, выпятил свою и без того выпирающую нижнюю челюсть и сказал:

— У меня для вас новость, Крим. Ваша работа давно и прочно окончена. А потому я прослежу, чтобы вас непременно уволили. А если вы ещё пикнете, то я добьюсь, что вам не придётся работать вообще в этом городе.

— Правда?

— Спросите, и вам скажут, что я человек слова, Крим.

Я подошёл к столу красного дерева, сел в кресло Э.К. Бренд она, вынул свой блокнот и написал в нём: «Толстяк Ковентри рассказал мне, кто его клиент. У меня записаны его показания на магнитофоне. Кроме того, я заплатил восемьдесят пять тысяч долларов выкупа за вашу дочь. Я желаю получить их обратно. Сейчас же. Чеком». Я вырвал листок, сложил его и передал Брендону. Он автоматически смял его, но я рявкнул:

— Сперва прочитайте!

Он отошёл в сторону, развернул листок и стал читать. Затем посмотрел на Люсиль. Затем на дочь. Затем снова на меня. Затем ещё раз на листок — он прочитал его медленно, вдумчиво, осознавая смысл каждого слова. Затем в третий раз посмотрел на меня и в третий раз перечитал моё послание. Сначала лицо его покраснело, потом побагровело, потом побелело. Вид у него сделался смертельно бледный. Он вообще больше походил на покойника.

— Они про это не знают? — спросил он у меня, кивая на дочь и Люсиль.

— Нет.

— Вы им это расскажете?

— Нет.

— Почему?

— Я возделываю свой собственный сад.

— Не вздумайте нарушить слово, Крим. Я человек жёсткий.

— Не вздумайте нарушить слово, Э.К.

— Откуда у вас деньги, во-первых? спросил он.

— От компании.

— И куда вы собираетесь их деть?

— Вернуть им.

— Чеком?

— Наличными. Завтра утром я получу наличные по чеку.

— Как я узнаю, что вы поступили именно так?

— Вы никак не узнаете.

Секунду-другую мы смотрели в упор друг на друга, потом я встал, и он занял моё место за столом. Девочки стояли в другом конце комнаты. Я склонился над плечом Э.К. и смотрел, как он выписывает чек для оплаты наличными на восемьдесят пять тысяч долларов. Расписавшись, он подал его мне, я аккуратно сложил его и убрал в бумажник.

— Позвоните в банк, пусть оплатят, — сказал я. — Я зайду к ним завтра в десять утра.

— Так или иначе, я ухожу с вами обоими, — заявила Синтия.

— В этом нет необходимости, — уверил я её.

— То есть как? Что вы хотите этим сказать? Вы понимаете, что такое жить с ним в одном доме?

— Теперь с ним жить будет гораздо легче, — возразил я. — Не правда ли, мистер Брендон?

Он посмотрел на меня и промолчал.

— Как это? — удивилась Синтия.

— Ничего такого не случилось, но отныне и впредь, ты, Синтия, будешь сама себе хозяйка. Ты будешь приходить и уходить, когда захочешь, и он не станет задавать тебе никаких вопросов. Он будет выплачивать разумное содержание и, поскольку это твой дом, ты можешь приглашать к себе в гости кого захочешь. Отныне и впредь он не будет тобой помыкать.

Теперь уже не только Синтия, но и Люсиль непонимающе уставилась на меня.

— Я правильно говорю, Э.К.?

— Говорите, что хотите, Крим.

— Я хочу, чтобы вы сейчас же подтвердили: «Крим прав».

Проглотить такую пилюлю было непросто, но он сумел это сделать.

— Крим прав, — проскрежетал он.

— Если что-то будет не так, дай мне знать, Синтия. Мой телефон есть в справочнике, так что звони, не стесняйся.