Лоран Ботти - Проклятый город. Однажды случится ужасное...

Одри пристально взглянула на профиль женщины, стоявшей рядом с ней, — та была похожа на Шелли Уинтерс в «Приключениях „Посейдона“».

«Почему?» — чуть было не спросила она. Что удивительного, если писатель приехал в родной город, в котором он вырос? И почему Антуан не сказал ей, что знаком с Ле Гарреком со школьных лет?..

Но Соня уже вернулась к барной стойке. А Николя Ле Гаррек направлялся в сторону кафе.

Это был привлекательный мужчина. У него были красивые руки, сильные и изящные одновременно, и теплая улыбка — словно в противовес излишне сумрачному взгляду. Одри была удивлена: она судила по его произведениям и представляла себе типа с наружностью голодного вампира, а не этого молодо выглядящего, одетого в спортивном стиле человека, обладающего природной элегантностью. Хотя ей бы стоило об этом догадаться еще во время телефонного разговора, когда она позвонила ему, чтобы пригласить на встречу с учениками, — он оказался вежливым и вполне демократичным собеседником. И потом, разве Стивен Кинг — монстр? Разве Томас Харрис — каннибал?

Они сидели за одним столиком вот уже несколько минут. Ле Гаррек с аппетитом ел круассан и прихлебывал кофе. Одри смотрела на мужчину, чувствуя некоторое смущение и напряженность — не столько из-за того, что он был известен, сколько из-за того, что он был талантлив: Одри была из тех людей, кто испытывает к писателям глубокое почтение, догадываясь о том, сколько труда, горечи и одиночества стоит за каждой книгой.

— Ну, расскажите, как это обычно происходит? — спросил он в перерыве между двумя глотками кофе.

— Все довольно просто. Ученики будут задавать вопросы о вашей работе, о писательском вдохновении… И о самой книге. Она им очень понравилась.

— Их будет много?

— Примерно сотня, насколько я знаю…

— Хм… А сколько всего учеников сейчас в «Сент-Экзюпери»?

Одри почувствовала, что краснеет. Она поняла скрытый смысл его вопроса — «почему не всех учеников пригласили на встречу?»

— Я вас уверяю, количество не имеет никакого значения, — заверил Ле Гаррек. — Я прекрасно понимаю, что автор триллеров — это не тот писатель, который может пользоваться доверием у всех без исключения учителей литературы.

В его интонации звучала полускрытая насмешка. Во всяком случае, никакой горечи он не испытывал. И кстати, он был совершенно прав: большинство ее коллег испытывали к его книгам обычное для своего статуса презрение, отчего отклонили приглашение Рошфора прийти на встречу.

— Я… мне очень нравится то, что вы пишете, — сказала она, словно извиняясь за остальных.

— О, в самом деле? Мне очень приятно это слышать.

— Да, в том числе и самые первые романы…

«Особенно они», — хотелось ей добавить, но в этот момент Ле Гаррек рассеянно отвел взгляд, отчего Одри почувствовала раздражение: с какой стати она тут перед ним распинается? Подписанные псевдонимом два первых романа были наиболее горькими — и наименее понятыми публикой.

— Вы не здешняя, не так ли? — внезапно спросил он.

Одри, не ожидавшая такого вопроса, растерялась.

— Вы правы. Я родилась в Париже, но почти всю жизнь прожила на юге. Сюда приехала несколько месяцев назад.

— То есть это ваша первая осень здесь? Первый туман?

Она невольно повернула голову к окну.

— Да…

— Странно — покинуть юг ради Бургундии… Что привело вас в «Сент-Экзюпери»?

Одри ответила не сразу. Ей не хотелось, чтобы этот разговор принял слишком личный оборот. Хотя, скорее всего, со стороны собеседника это лишь профессиональное писательское любопытство… Но что ему ответить? «Развод… Этот мерзавец забрал нашего сына — МОЕГО сына! — с помощью каких-то грязных махинаций… Он увез его за семьсот километров от меня! Но я не собиралась сдаваться и последовала за ним сюда. Я собираюсь отобрать у него Давида. Может быть, этот мерзавец сохранит свои яйца, если повезет, но сына я у него заберу!»

— Просто случайность.

— Хм… странно.

— Почему?

— Потому что в Лавилль-Сен-Жур нельзя попасть случайно. Это не Рим, куда ведут все дороги. Сюда приводят лишь узкие сельские тропинки… на которых порой можно заплутать. — Он помолчал. — Впрочем, заблудиться без причины тоже непросто, да?

Одри невольно моргнула, ощутив внезапное головокружение.

— Да, Лавилль и правда не Рим…! Но эти туманы… и архитектура… Это как будто… немного волшебное место. А в такие места как раз часто приводит случай, разве нет? Впрочем, вы ведь и сами это знаете. Вы же писатель. К тому же отсюда родом…

— Это Антуан вам сказал? — перебил он. — То есть месье Рошфор?

Одри решила не отвечать на этот вопрос. Она расхрабрилась. В конце концов, он сам перевел этот разговор в личное русло.

— Признаться, я была удивлена, когда ознакомилась с вашей биографией, — продолжала она. — Я знала, что вы из Бургундии, но не припомню, чтобы читала где-нибудь, что вы выросли в Лавилль-Сен-Жур. Теперь, как мне кажется, я лучше понимаю вашу творческую вселенную… Но, мне кажется, я бы на вашем месте регулярно приезжала сюда — за вдохновением…

Глаза Ле Гаррека сузились. Он пристально посмотрел на Одри.

— Но именно за этим я сейчас здесь, — почти прошептал он.

Молчание словно воздвигло преграду между ними. Одри заметила, что месье Лефевр и Соня время от времени украдкой посматривают в их сторону — и, скорее всего, подслушивают. Она снова перевела взгляд на Ле Гаррека, который теперь смотрел в окно, на окутанный туманом двор. Наблюдая за ним, Одри вдруг поняла, что не слишком сильно обманывалась в своих изначальных ожиданиях: порой Ле Гаррек выглядел именно таким, каким она его себе представляла до знакомства, — мрачным, неразговорчивым человеком, со взглядом одержимого, которого преследуют кошмары…

Точнее, такой взгляд был у него в те моменты, когда он смотрел на туман.

Ле Гаррек, Одиль…

Бертеги набрал это имя в поисковике своего служебного компьютера и стал ждать. Напрасно… Оно ни разу не появлялось в полицейских отчетах. По крайней мере, если верить архивам. Но, как он успел убедиться, полностью полагаться на местные архивы было нельзя. Отдельные фрагменты и целые дела бесследно исчезли, некоторые имена были стерты или вычеркнуты вопреки всем процессуальным нормам… Может быть, имя Одиль Ле Гаррек было одним из таких?

Комиссар удобнее устроился в глубоком кожаном кресле и, затянувшись сигаретой, выпустил клуб дыма (если бы Мэрил его увидела, она устроила бы ему первостатейный разнос). Он чувствовал раздражение и одновременно охотничий азарт — загадка Одиль Ле Гаррек не давала ему покоя. Даже вызывала чисто физическое недомогание. Убийство?.. Или все-таки естественная смерть?..