Джон Гришэм - Признание

Он кивнул Карлосу, сидевшему рядом с ноутбуком. На большом экране рядом с подиумом появилось фото могилы. Робби начал методично объяснять, что именно они нашли, иллюстрируя слова новыми снимками. Выполняя обещание, данное властям Миссури, он не показывал фотографии останков. Участок, где находилась могила, считался местом совершения преступления. Однако Робби показал снимки водительского удостоверения Николь, ее кредитной карточки и ремня, которым Бойетт ее задушил. Он сказал несколько слов о Бойетте и объяснил, как тому удалось скрыться. Ордера на арест еще не выписали, и поэтому на момент исчезновения Бойетт не значился в розыске.

Было видно, что Робби наслаждается каждой минутой выступления. Шла трансляция в прямом эфире, и огромная аудитория, затаив дыхание, ловила каждое сказанное им слово. Его нельзя было прерывать или сбивать с мысли. Это была его пресс-конференция, на которой последнее слово принадлежало только ему. Вот он, звездный час. Осуществление заветной мечты любого адвоката.

Несколько раз за время выступления Робби отклонялся от основной темы, в частности, когда заговорил, как близко к сердцу принял судьбу несчастного Донти Драмма. Однако аудитория не только не заскучала, но продолжала слушать с таким же неустанным вниманием. Наконец, он снова перешел к преступлению и на экране появилось фото Николь — юной девушки в самом расцвете красоты.

Рива смотрела пресс-конференцию по телевизору. Ее измучили телефонные звонки, не прекращавшиеся всю ночь из-за пожара в магазине, который, правда, удалось довольно быстро потушить, не дав огню распространиться и все уничтожить. Вне всякого сомнения, это был поджог, наверняка устроенный черными мерзавцами, которые хотели отомстить их семье. Уоллис все еще находился в магазине, и Рива была в одиночестве.

Увидев, как ненавистный адвокат вывел на экран лицо дочери, она не выдержала и расплакалась от душевной боли и возмущения. Ее раздирали самые противоречивые чувства, и ей никак не удавалось собраться с мыслями. После телефонного звонка судьи Генри у нее так резко подскочило давление, что пришлось вызывать «скорую». А потом еще этот пожар…

Рива несколько раз переспрашивала судью Генри, не веря, что такое может быть. Могила Николь? Ее останки? Ее одежда, права, ремень и кредитка — и все это в Миссури? А разве ее тело не выбросили с моста Ред-Ривер возле Раш-Пойнт? И самое главное — разве ее убил не Донти Драмм?

— Вы все поняли правильно, миссис Пайк, — терпеливо и мягко ответил судья. — Все именно так. Мне очень жаль. Я осознаю, какое это потрясение.

Потрясение? Рива не только не могла, но и отказывалась в это верить. Она не сомкнула глаз всю ночь, практически ничего не ела и все продолжала искать ответы на мучительные вопросы, когда включила телевизор. А там в прямом эфире по Си-эн-эн показывали этого напыщенного индюка Флэка, рассуждавшего про ее дочь!

Вокруг дома дежурили репортеры, но все двери были заперты, шторы опущены, а один из кузенов Уоллиса охранял вход с 12-зарядным дробовиком. Рива устала от внимания журналистов и не желала с ними общаться. Шон Фордайс кипел от возмущения, находясь в мотеле на юге города, поскольку она отказывалась дать ему интервью. В ответ на обвинение, что уже подставил ее, он напомнил о подписанном между ними контракте. Рива предложила подать на нее в суд.

Глядя на Робби Флэка, Рива впервые подумала о том, чего раньше не допускала в принципе. Неужели Драмм действительно не убивал Николь? Неужели последние девять лет она ненавидела невиновного? Неужели она видела, как на ее глазах казнят не преступника, а того, кто не имел к убийству никакого отношения?

А как быть с похоронами? Теперь, когда нашли останки, ее малышку нужно достойно похоронить. Но церкви больше не было — ее сожгли. Где же тогда устроить похороны? Вытерев лицо влажным полотенцем, Рива продолжила разговаривать с собой вслух.

Наконец, Робби перешел к главному. Его голос чуть дрожал от едва сдерживаемой ярости, и зал затаил дыхание. Карлос вывел на экран фотографию детектива Дрю Кербера, и Флэк торжественно объявил:

— А вот это — главный виновник несправедливого приговора!

Дрю Кербер смотрел пресс-конференцию, находясь на работе. Он провел ужасную ночь. После встречи у судьи Генри он долго ездил по улицам и старался придумать, как справиться с этим кошмаром, но решения так и не нашел. Около полуночи Кербер позвал жену на кухню и, усадив за стол, рассказал о совещании у судьи. Рассказал о могиле, костях и найденных документах; о том, что, «судя по всему», тогда задержали «не того парня». Рассказал о Флэке и готовящихся исках, которые будут преследовать его до самой могилы, о возможной потере работы, о предстоящих расходах на адвокатов и самых неприятных для него судебных решениях. Кербер вывалил эти проблемы на свою бедную жену, но так и не сказал ей всей правды. Детектив не признался и никогда не признается в том, что выбил у Донти признание силой.

Будучи старшим детективом с шестнадцатилетним стажем, он зарабатывал пятьдесят шесть тысяч долларов в год. Помимо девятилетней младшей дочери у него было еще трое детей-подростков, он выплачивал кредит за две машины, имел около десяти тысяч на индивидуальном пенсионном счете и восемьсот долларов на депозитном. В случае увольнения или отставки ему будет положена маленькая пенсия, которая не позволит сводить концы с концами.

— Дрю Кербер — это позор полиции, и за ним тянется целый шлейф выбитых силой признаний, — громко заявил Флэк, и Кербер вздрогнул. Он сидел за столом в маленьком кабинете, заперев дверь на ключ. Перед уходом он наказал жене выключить в доме все телевизоры, будто так мог скрыть новость от детей. Проклиная Флэка, он с ужасом смотрел, как тот объяснял всему миру, каким образом у Донти было выбито признание.

На Кербере можно было ставить крест. И он всерьез задумался о том, стоит ли жить дальше.

Робби перешел к судебному заседанию и представил двух новых персонажей: Пола Коффи и судью Вивиан Грейл. Фотографии, пожалуйста. На большом экране Карлос расположил снимки рядом, будто прокурора и судью по-прежнему связывали невидимые узы, и Робби обрушился на них, напомнив всем, что они были любовниками. Он поднял на смех «потрясающее решение проводить заседания суда в Париже, расположенном всего в сорока девяти милях от Слоуна». Флэк подчеркнул, что отчаянно пытался изъять фальшивое признание из материалов дела, а Коффи настаивал на том, чтобы предъявить его присяжным. Судья Грейл поддержала сторону обвинения и «своего любовника, достопочтенного Пола Коффи».

Пол Коффи смотрел пресс-конференцию, находясь в доме на озере в полном одиночестве, и чувствовал, как все у него внутри холодеет. Местный канал передавал «эксклюзивное выступление Робби Флэка в прямом эфире», и на экране появились фотографии прокурора и Вивиан. Флэк бушевал по поводу состава присяжных, отобранных будто для акции ку-клукс-клана. Коффи, пользуясь правом прокурора, отводил кандидатуры всех чернокожих, а подружка-судья, разумеется, во всем поддерживала любовника. Робби снова и снова повторял, чем на деле оборачивалось «правосудие по-техасски».