Гленн Купер - Хроники неприкаянных душ

Он ведет Элизабет к проходу. Сабелина вопит, пытается остановить его. Из зала наверху доносятся страшные звуки: стук ломающихся предметов, хрипы, стоны — и заставляют стоящего в оцепенении голого рыжего парня встрепенуться и поспешить к выходу.

Сабелина со свечой устремляется за ним, оставляя их в темноте.

— Ты пришел, — шепчет девушка, прижимаясь к Луке.

Они выбираются из катакомб в зал.

Увиденное навсегда запечатлеется в его памяти. Валяющиеся на полу тела рыжеволосых писцов, некоторые еще живы, и всюду кровь, кровь, кровь. Сестра Сабелина идет вдоль столов.

— Боже милостивый… Боже… — бормочет она.

Лука поскорее уводит девушку, чтобы она не смотрела на этот кошмар. Пробираясь к двери, он вдруг поворачивается и хватает со стола лист пергамента. Выбирает тот, что не запачкан кровью. Зачем он это сделал, не ясно до сих пор.

Они бегом поднимаются по винтовой лестнице и через часовню выскакивают под дождь. Лука заставляет девушку бежать, пока они не оказываются далеко от ворот монастыря, за которыми тревожно звонят колокола. Ему надо скорее добраться до пристани и увезти Элизабет с острова.

— Скажи, что подвигло тебя посетить Вектис? — спросил Феликс.

— Тревога и смятение души, — ответил Лука. — Мысли об увиденном в тот день не оставляли меня с тех пор ни на мгновение. И я не хотел уходить в могилу, не поняв сути.

Феликс вздохнул.

— А я до сих пор жалею, сын мой, что ты нас оставил. И помню твое благочестие и благородство духа.

— Этого давно уже нет, — с горечью проговорил Лука.

— Я опечален, сын мой. Ты счел, что наш монастырь есть обитель дьявола. Это не так. Мы служили и служим Господу нашему. А что касательно тех событий, то устремления наши были праведными.

— Какие устремления, отец?

— Мы содержали слабых, бессловесных писцов, исполняя Божью волю. Они вели запись, Лука. Запись прихода в этот мир и ухода из него всех чад Божьих. С начала и до скончания века.

— Разве такое возможно?

Феликс пожал плечами.

— Господь вложил им в руки перья и повелел писать. В остальном они были как малые дети, нуждающиеся в постоянном уходе.

— Не только в уходе, — буркнул Лука.

— Да, — произнес Феликс, повысив голос, — их род должен был продолжаться. Цель Господня неохватная. Писцы трудились сотни лет. Благодаря нам, Ордену Имен.

— Но разве не тяжкий грех, отец, заставлять сестер предаваться блуду?

— Это был не блуд, а служба! — воскликнул Феликс и скривился от острой боли в глазу. — Служба Господу нашему. Но понимание доступно лишь посвященным. — Он сжал ладонями голову.

Лука встревожился, что старик вдруг умрет, и перевел разговор на другую тему:

— Что стало с их трудами?

— Тут была огромная библиотека, Лука. Думаю, самая большая во всем христианском мире. В тот день ты находился с ней рядом, но так и не увидел. После твоего бегства настоятель Болдуин, да благословенна его память, повелел замуровать библиотеку, а часовню сжечь. Полагаю, библиотека тоже сгорела.

— Зачем это было сделано, отец?

— Болдуин счел, что род людской не готов к Божьим откровениям, собранным в библиотеке. И встревожился, что ты, Лука, раскроешь людям нашу тайну. Сюда явятся инквизиторы, начнут разбирательство, а нечестивцы тем временем употребят библиотеку себе на потребу. Настоятель решил, а я исполнил.

Лука увидел на столе свой лист пергамента. Он был свернут.

— Этот лист я взял тогда, не знаю почему. Скажите, отец, что значит эта надпись? Мысль о ней изводит меня.

— Лука, сын мой, ты узнаешь все, что памятно мне. Чувствуя приближение смертного часа, я, последний из ныне живущих, кто знает о библиотеке, решил снять с души груз и записал все на пергаменте. Прошу тебя, возьми мое послание. А вместе с ним и это.

Старик направился к сундуку и извлек оттуда тяжелую книгу. Лука ринулся к нему помочь.

— Это единственная уцелевшая, — пояснил Феликс. — Мы с тобой оба совершили странные деяния. Ты, не ведая зачем, взял лист пергамента, а я спас от огня книгу. Вероятно, нас с тобой направляла рука Божья. Возьми назад свой пергамент и эту книгу с моим посланием, вложенным внутрь. Возьмешь?

— Да, отец. Вы были так добры ко мне, тогда, много лет назад.

— Благодарю тебя.

— Что я должен с этим сделать?

Феликс воздел глаза к потолку.

— Сие решит Господь.

1344 год

Лондон

Барон Кантуэлл проснулся, почесываясь. Осмотрел живот и руки. Так и есть. Ночью опять орудовали клопы. И это в королевском дворце, в Вестминстере. Надо поговорить с сенешалем.

Нельзя сказать, что отведенные ему покои были неудобными: кровать, стул, сундук, комод, свечи и ковер, не пускающий с пола холод, — в общем, все как подобает. Правда, отсутствовал камин. Но сейчас не зима, а весна во всем ее цветении. И Чарлз Кантуэлл был бы доволен, если бы не клопы. В прежние годы, когда ему еще не была дарована королевская милость жить во дворце, Чарлз, приезжая в Лондон, останавливался на постоялых дворах, где приходилось делить кров с простолюдинами. Правда, тогда, в молодости, он это едва замечал, потому что обычно засыпал мертвецки пьяным. Теперь другое дело. Чарлз остепенился. Стал старше и выше рангом.

Он облегчился в ночной горшок, затем осмотрел причинное место. Если провел ночь со шлюхой, то проверить надо непременно. Убедившись, что там порядок, Чарлз подошел к окну, проводил взглядом плывущий по Темзе к морю грузовой парусник с высокими бортами и заметил охотившегося за мышами камышового луня. Когда на берегу появился старьевщик, чтобы выбросить в реку с тележки ненужный хлам, Чарлз вспомнил про башмаки. Сегодня он наденет новые.

Чарлз разгладил остроконечную бороду, расчесал черепаховым гребнем усы и волосы длиной до плеч. Затем быстро натянул на себя бриджи и льняную рубаху. Шерстяные рейтузы выбрал самые лучшие, зеленые. В общем, принарядился. Камзол модный, облегающий, из голубой ткани, с пуговицами из слоновой кости. Подарок от французского кузена. Чарлзу было уже за сорок, но выправку и комплекцию он имел по-прежнему подобающую мужчине и не уставал это подчеркивать. Свое облачение Чарлз закончил щегольской накидкой из дорогой парчи. Затем, брезгливо морщась, напялил старые башмаки, вконец истоптанные и потерявшие форму.

Своего положения Чарлз добился случайно. Просто оказался в нужное время в нужном месте. Несмотря на то что род Кантуэллов был древним и его предки играли при дворе короля Иоанна и во времена принятия Великой хартии вольностей не последнюю роль, они долгое время влачили жалкое существование. Мелкие дворяне, не более того.

Отец Чарлза, Эдмунд, сражался в армии Эдуарда II против Роберта Брюса в Шотландии и даже был ранен в злополучном сражении при Баннокберне, где англичане потерпели поражение. Эдмунд в любом случае честь семьи на поле битвы не посрамил.