Крис Муни - В память о Саре

Так почему же Лу сказал то, что сказал?

«Джесс — единственная ниточка, которая соединяет тебя с памятью о Саре. Если ты задашь ей этот вопрос, будь готов сказать "до свидания"».

Джесс накрыла его руку своей и легонько сжала. Что бы он ей ни сказал, она разделит с ним его боль и, как уже бывало во времена их брака, поможет ему найти выход из сложившегося положения.

— Скажи мне, — попросила она.

— Он отрицал, что имеет какое-то отношение к случившемуся.

— Тогда чему ты удивляешься?

— Я думал, что он у меня в руках. Видела бы ты его лицо! Он ведь умирает там.

— Хорошо, — сказала Джесс, пожимая его руку. — Очень хорошо.

За месяцы, прошедшие после исчезновения Сары, Майк привык к тому, что телефон может зазвонить в любое время дня и ночи. И когда раздалась звонкая трель, он просто повернулся на бок и взял с тумбочки трубку, ожидая, что звонит Джесс, Меррик или еще какой-нибудь придурок, которому нечем заняться, кроме как позвонить с платного телефона с очередной байкой о том, что он-де видел Сару или же знает, что с ней сталось.

Но это оказалась Роза Жиро.

— Это Тед, — хлюпая носом, сообщила она.

Майк сел на кровати. Он знал, что ее муж перенес уже три сердечных приступа, последний из которых едва не убил его.

— Он принял предложение занять должность руководителя исследовательской программы в Калифорнийском университете в Сан-Диего.

— Тогда почему ты расстроена?

— Он принял предложение, не посоветовавшись со мной.

В этом не было ничего удивительного. Майк никогда не встречался с Тедом Жиро лично, а видел его лишь на фотографиях. Тот был настоящим медведем, с окладистой густой бородой и в очках в толстой роговой оправе. Инженер-химик по образованию, Тед, по словам Розы, большую часть времени проводил или на работе, или запирался в подвале их дома, где у него было нечто вроде лаборатории. Если верить Розе, он был бесчувственным чурбаном, настоящим сухарем и букой.

— Я сказала ему, что никуда не поеду, не могу бросить дом, — пролепетала Роза и откашлялась. — И знаешь, что он мне ответил? Он сказал: «Поступай, как знаешь, Роза, но я уезжаю». Он так меня наказывает. Точно так же, как с обеденным столом. Помнишь, я рассказывала тебе, что приглашала отца Джоуну к нам на обед?

— Помню.

— Он сидел за нашим столом рядом с Эшли и другими детьми, а потом, после его ухода, Тед всякий раз говорил мне, что, по его мнению, Джоуна — очень странная личность. Я отвечала Теду, что он ведет себя глупо. Тед ведь не ходит в церковь. Он называет религию очковтирательством. И когда он начинал говорить об отце Джоуне всякие гадости, я просто отмахивалась от них, чем приводила Теда в ярость.

Роза всхлипнула. Майк представил ее сидящей в одиночестве в темноте, закутанную в халат и со скомканной салфеткой в кулаке.

— Тогда все было по-другому, — продолжала она. — У нас по-прежнему хороший район, но в те времена мы знали всех соседей. Наши дети росли вместе. Они катались на велосипедах где хотели. И когда ты записывал своего ребенка на программу продленного дня в церкви, тебе и в голову не приходило беспокоиться о том, что священники могут растлить его, или что Церковь будет покрывать святых отцов. Даже когда полиция сообщила мне, что они нашли туфельки Эшли в кабинете Джоуны, когда рассказали мне о том, что он сделал в Сиэтле, я защищала его и заявила Теду, что этому должно найтись какое-то разумное объяснение. Вы ведь не подвергаете сомнению священников. И не сомневаетесь в Церкви. А я принимала этого человека у себя дома. Я поверяла ему свои прегрешения. Я доверяла ему. — Роза вновь всхлипнула. — Знаешь, Тед ведь так и не простил меня.

Роза часто и подолгу говорила об исчезновении дочери, но ни словом не обмолвилась о том, как это повлияло на ее отношения с мужем. Майк всегда считал, что они выступают единым фронтом, объединенные общей скорбью и любовью к ребенку, стремясь найти способ жить дальше.

— И знаешь что, Майкл? Тед прав. Он прав. Матери полагается защищать своих детей. Все признаки были налицо, но я предпочла не замечать их.

— Ты ни в чем не виновата, — сказал он и тут же пожалел о своих словах. Он бы взял их обратно, если бы мог. Он изрек избитую банальность, которую столько раз приходилось слышать ему самому. Сколько раз он сам не обращал нa них внимания и гнал их от себя? Сара одна поднялась нa вершину Холма — в этом был виноват он, и только он. Можно сколько угодно извиняться, но от этого ничего не изменится. Словами горю не поможешь.

— У меня до сих пор хранится тот проклятый обеденный стол, — сказала Роза. — Тед наотрез отказался избавиться от него. Со дня исчезновения Эшли не прошло и года, когда Тед вошел в ее комнату, собрал все ее вещи и отдал их на благотворительность, не сказав мне ни слова, — а потом заявил, что я должна жить дальше. Но вот обеденный стол…

О нет, его нельзя трогать ни в коем случае. Не имеет значения, что меня тошнит от одного взгляда на него, ведь он принадлежал его драгоценной мамочке. Я перестала есть за ним, но ты думаешь, он обратил на это внимание? Он хотел наказать меня. За то, что случилось с Эшли. За то, что я отказалась переехать с ним в Кембридж, когда Гарвард предложил ему должность научного руководителя программы исследований. Я не могла переехать, да и о детях нужно было подумать. Я не хотела вносить в их жизнь еще больший беспорядок. Но Тед… Он стремился начать все сначала. В конце концов я заявила, что, если он примет предложение, я уйду от него. — Она шмыгнула носом, глотая слезы, и пробормотала: — Я заслужила это.

— Этого не заслуживает никто, Роза.

— Врач говорит, что такие вещи случаются.

— Откуда ты могла знать о прошлом Джоуны?

— Я имею в виду ребенка.

— Не понимаю.

— Перед Эшли у нас был еще один ребенок. Мы с Тедом полагали, что беременность протекает нормально, — сказала она. Роза говорила с надрывом, словно слова давались ей с неимоверным трудом. — Но потом, на четвертом месяце, вдруг обнаружилось, что у нашего ребенка нет мозга. Врач предложил нам на выбор два варианта, и Тед… Тед убедил меня поступить благоразумно и гуманно. В его устах все это звучало так практично, по-научному. Врач тоже проявил такт и понимание, но это уже не имело значения. В глазах Господа я совершила убийство. Я знала это.

Роза была слеплена из того же истинно католического теста, что и его мать. Она была продуктом католической школы еще тех времен, когда монахини лупили вас по рукам линейкой. По воскресеньям вы ходили на мессу; вы давали своим детям обязательное религиозное воспитание и образование; вы следовали правилам и делали то, что вам говорили. И ни при каких обстоятельствах вы не должны были совершать великое злодеяние, известное под названием «аборт». Подобные вещи всегда происходят только по воле Божьей.