Джейн Кейси - Поджигатель

Вскрытие показало, что последний раз утопленник ел тост со смородиновым джемом, и было это не ранее чем за два часа до смерти. Уровень алкоголя в крови составлял двести сорок миллиграммов на сто миллилитров, что более чем втрое превышает предельно допустимую норму для водителей. Кроме того, Адам Роули выпил большое количество диазепама. По предположению патологоанатома, его сознание в лучшем случае было спутанным, учитывая такую комбинацию токсических веществ, а повреждения на лице и голове, в том числе ушиб в основании черепа, получены уже после смерти, пока он плыл тридцать миль по течению, влекомый темными водами реки.

Я отложила заключение следователя, чтобы посмотреть фотографии. Их было много: увеличенный портрет живого и невредимого Адама Роули, который мне показывал Гарленд, и два снимка, сделанные в том злосчастном году, который стал для парня последним (они подтвердили мое первое впечатление: погибший студент был невероятно красив). Далее шли фотографии на речном берегу: на них я увидела совсем другого Адама Роули — раздувшегося и бледного, на лбу и подбородке бескровные царапины, кисти рук сморщились и набухли, верхний слой кожи местами отделился. Бегло взглянув на эти снимки, я перевернула их лицом вниз, понимая, что кофейня не место для такого просмотра.

В папке оставалось еще много страниц. Я пролистала их с нарастающим отчаянием. У меня не было времени внимательно изучить всю информацию, которую так бережно сохранил инспектор Гарленд. Показания свидетелей, карты местности, поэтажный план Гарден-билдинг в колледже Латимер, где Гарленд отметил крестиком комнату Адама Роули, карты расположения ячеек сотовой связи, отображающие перемещения мобильного телефона Адама Роули в течение недели, предшествовавшей его смерти, вплоть до момента, когда сигнал исчез.

Методично просмотрев стопку показаний, я отыскала записи со слов Ребекки Хауорт и с интересом прочла их, надеясь увидеть там хотя бы слабый проблеск ее характера. Конечно, язык протокола почти начисто убивает живую личность. Многое зависит от полицейского офицера, который записывает показания. Коллега Гарленда питал пристрастие к профессиональному жаргону. Однако, несмотря на высокопарные канцеляризмы («Я проживаю по адресу, известному полиции… Я знала Адама Роули приблизительно два с половиной года… В последний раз я видела его тридцатого апреля в баре колледжа Латимер, примерно в десять тридцать… Я подтверждаю, что эти показания записаны с моих слов…»), в тексте все же проскальзывали слова и фразы, раскрывающие душевное состояние Ребекки. Она ничего не видела, ничего не знала о том, что случилось с Адамом, но, несомненно, по нему горевала. И не могла поверить, что его больше нет. Как сказал Гарленд, девушка явно была раздавлена его смертью. Кроме того, на ту ночь у нее имелось твердое алиби: она гуляла на домашней вечеринке в восточной части Оксфорда вместе с тридцатью студентами, которые видели ее там и могли подтвердить это на суде.

Пролистав дальше, я наткнулась на краткие показания Луизы Норт. В ту ночь она работала в университетском баре и много раз обслуживала Адама Роули, хоть и не обращала на него особого внимания: праздник, толпа, суматоха… Помимо нее в баре работали еще четверо студентов. После закрытия Луиза пошла спать. Она была едва знакома с Адамом Роули и общалась с ним редко. Вот так — скупо, по-деловому, без эмоций. Видимо, после колледжа Луиза не слишком изменилась. Я спрошу ее про Адама при следующей встрече — ведь она знала и его, и Ребекку. Хотя, учитывая его специфические вкусы, вряд ли он проявлял к ней интерес.

Гарленд опросил преподавателей Роули. Те единодушно характеризовали погибшего студента как способного, но ленивого. Соседи по Гарден-билдинг утверждали, что он был шумным и не считался с окружающими. Оценки дружков Роули, как и следовало ожидать, оказались добрее, однако я почти не заметила искренности. У меня создалось впечатление, что Роули был задирой и хулиганом. Его смерть даже друзья восприняли чуть ли не с облегчением.

Оставив остальные свидетельские показания назавтра, я углубилась в отчет патологоанатома, из которого узнала, что все свежие трупы, погруженные в воду, опускаются на дно в одинаковом положении — лицом вниз, со свешенной головой, и что раны на лице Адама Роули соответствуют этому положению. Следовательно, есть основания предполагать, что перед смертью Адам Роули не подвергался насилию, однако патологоанатом не может это утверждать. Легкие Роули были раздуты и отяжелели от жидкости, в его дыхательных путях и животе содержались ил и другие инородные включения из реки. Тем не менее, сообщал патологоанатом (я невольно прочла эти строки назидательно-сердитым тоном, который часто слышала у Глена Ханшоу), это не является доказательством утопления, поскольку «в ходе аутопсии не обнаружено признаков, характерных для утопления. Необходимо исключить все остальные причины смерти». Речной мусор мог попасть в организм Роули за время его долгого пребывания в воде.

Не исключено, что попаданию жертвы в реку предшествовало какое-либо другое катастрофическое событие. Патологоанатом предупреждал, что концентрация алкоголя в крови могла понизиться, так как труп впитал большой объем воды, однако с разумной долей уверенности утверждал, что у жертвы была сильная интоксикация. С учетом вышеперечисленного, патологоанатом брал на себя смелость предположить, что вероятной причиной смерти стало утопление.

Я закатила глаза. Типичный отчет опытного эксперта-перестраховщика! Рид Гарленд в своем следственном заключении проявил куда большую решительность. Впрочем, копам всегда хочется любой ценой сколотить крепкое дело. Коронер тоже это заметил, но не поддался на провокацию. Пожалуй, в данном случае открытый вердикт вполне оправдан. Но сколько вопросов осталось без ответа, на долгих семь лет повиснув в памяти детектива! Кто дал Адаму Роули снотворное? Зачем он пошел в ту ночь на реку? Сам упал в воду или его столкнули? Кто хотел его смерти? И почему из всех его друзей и знакомых именно Ребекку Хауорт так сильно расстроила смерть Адама?

А меня мучил еще один, самый трудный вопрос: если Гарленд за семь лет так и не раскрыл эту тайну, что могу сделать я?

— Профессор Стануэлл Уэсткотт? Третий квадрат, шестнадцатый подъезд, — сообщил дежурный привратник колледжа Латимер, чем привел меня в полное замешательство.

Когда, проигнорировав очередную белую табличку с надписью «Колледж закрыт для посещений», вошла в сторожку и гул городского транспорта стих за моей спиной, я почувствовала себя Алисой в Зазеркалье. Низкорослый толстобрюхий охранник (хорошо хоть без шляпы) стал гораздо услужливее, после того как я предъявила служебное удостоверение и по-дружески улыбнулась, чтобы смягчить официоз. Он метнулся из-за стола и вызвался лично проводить меня до кабинета профессора Уэсткотта.