Крейг Расселл - Вечная месть

— О чем ты говоришь? Что значит — ты умер? Кем ты себя считаешь, Франк?

Грубер приосанился.

— Я Рыжий Франц. Я вечный. Я прожил две тысячи лет. Скорее всего даже больше, но пока не все могу вспомнить. Я был воином и отдал свою жизнь, принес ее в жертву ради своего народа, чтобы Земля возродилась. Дважды. Один раз почти полторы тысячи лет назад, а второй уже как Рыжий Франц Мюльхаус.

— Рыжий Франц Мюльхаус? — изумилась Мария. — Даже если не вникать в идеи реинкарнации, у тебя попросту нелады с арифметикой. Ты родился задолго до смерти Мюльхауса!

— Ты не понимаешь, — покровительственно улыбнулся Грубер. — Я был и отцом, и сыном. Мои жизни перехлестнулись. Я видел свою смерть с двух ракурсов. Я — мой собственный отец.

— А!.. Понятно… Мне очень жаль, Франк. — Теперь Мария окончательно все поняла. — Рыжий Франц Мюльхаус твой отец?

— Мы все время скрывались. Постоянно. Нам приходилось красить волосы. В черный цвет. — Грубер провел рукой по своей густой, слишком темной шевелюре. — Иначе любой мог заметить наши рыжие волосы. А потом нас предали. Моих отца и мать застрелили спецназовцы. Жертвоприношение, организованное теми предателями. Я смотрел, как умирает мой отец. И слышал, как он сказал «предатели». Потом меня увезли. Груберы меня усыновили. У них не было детей. Они не могли их иметь. Но они растили меня так, будто и не было в моей жизни первых десяти лет, словно я их собственный ребенок и всегда им был. Через какое-то время мне и самому все, что произошло в прошлом, начало казаться плохим сном. Я обнаружил, что многое не могу вспомнить. Словно кусок жизни исчез. Стерся.

— Что случилось, Франк? Почему ты изменился?

— Я учился в университете, изучал археологию. И как-то посетил музей Нижней Саксонии в Ганновере. Там я его и увидел, Рыжего Франца. Он лежал в выставочной витрине, лицо сгнило практически до костей, но роскошная грива густых рыжих волос сохранилась прекрасно. И в тот миг я понял, что смотрю на останки тела, в котором некогда жил. Я понял, что мы можем увидеть себя, словно уже однажды были, словно жили раньше. Именно тогда все ко мне и вернулось. Я вспомнил, как отец говорил мне, что спрятал ящик на месте старых археологических раскопок. Он сказал, что если с ним что-то случится, чтобы я нашел ящик, и тогда я узнаю правду.

Грубер выпустил из рук полотнище, и оно скрыло ужасную картину — лишенное кожи тело Корнелиуса Тамма. Он подошел к одному из шкафов, стоящих вдоль стены подвала. А когда он повернулся спиной, Мария отчаянно попыталась высвободить руки из веревки. Но они были связаны слишком туго. Грубер вынул из шкафа ржавый металлический ящик.

— Тайный дневник моего отца и подробные сведения о его группировке. Я вспомнил, где он его закопал. В точности. Я отправился туда и выкопал его. Дневник поведал мне всю историю и имена всех предателей. — Грубер помолчал. — Но в тот день, когда я смотрел на Рыжего Франца, ко мне вернулись не только воспоминания детства. Ко мне вернулась вся память. Моя память обо всем, что происходило до этой жизни. Я знал, что тело болотной мумии, на которое я смотрю, некогда было моим. Что я жил в этом теле более полутора тысяч лет назад. А также знал, что жил и в теле моего отца. Что отец и сын были одним. Тем же самым.

— Франк… — Мария посмотрела на бледное мальчишеское лицо. Она вспомнила, что окрестила его Гарри Поттером, когда впервые увидела, и что всегда считала его хорошим человеком. Добрым. — Ты болен. У тебя бредовые идеи. Мы живем только раз, Франк. У тебя в голове все… перемешалось. Я понимаю, правда понимаю. Видеть, как убивают родителей… Послушай, Франк, я хочу тебе помочь. И могу тебе помочь. Просто развяжи меня.

Грубер улыбнулся. Он подвел Марию к стулу и заставил сесть.

— Я знаю, ты желаешь мне добра, — сказал он. — И знаю, что когда ты говоришь, что хочешь мне помочь, это правда, а не какая-то ловушка. Но этой ночью, Мария, умрет самый главный предатель. Он был моим ближайшим другом, моим заместителем у «Восставших». Это он спланировал похищение Видлера. Это он нажал на спусковой крючок и убил Видлера. Факт, который он постарался похоронить вместе со мной. Он увидел во мне угрозу его дальнейшим политическим амбициям. Амбициям, которые по-прежнему вынашивает. Но сегодня ночью и его амбициям, и его жизни придет конец. Мария… Прости меня, но я не могу…

Грубер взял моток толстой упаковочной ленты и примотал Марию к спинке стула.

— Я правда не могу позволить тебе помешать мне… — проговорил он, доставая бархатную скатку.

22.30. Осдорф, Гамбург

Фабель и Вернер остановились возле дома Грубера. Ехавшие за ними две серебристо-синие полицейские машины еще за углом выключили фары и встали позади Фабеля. Оттуда вылезли четверо полицейских.

Они все стояли на тротуаре, когда зазвонил мобильник Вернера. После короткого обмена односложными репликами Вернер убрал телефон и обернулся к Фабелю.

— Это Анна. Они с Хэнком не смогли дозвониться Марии ни на мобильник, ни по домашнему телефону. Они съездили к ней домой. Там никого. Они едут сюда. — Вернер посмотрел на внушительное здание особняка Грубера. — Мария где-то тут…

— Ладно. — Фабель повернулся к патрульным: — Двое к заднему выходу. А вы пойдете с нами.

Главный вход в особняк Грубера был сделан из дуба и по виду и фактуре напоминал двери церкви. Было ясно, что выбить такие не просто, поэтому Фабель приказал одному из патрульных высадить окно. Он примерно помнил расположение комнат после краткого пребывания в гостях у Грубера и повел всех вокруг к его кабинету.

— Когда выбьем окно, нам нужно забраться внутрь и максимально быстро отыскать Марию.

По сигналу Фабеля патрульные резко и сильно ударили тараном в центр окна. Стекло разлетелось вдребезги, а рама — в щепки. И все же пролом оказался недостаточно большим, чтобы в него пролезть, поэтому они ударили еще дважды. Фабель достал служебный пистолет и влез в разбитое окно, перебрался через стол Грубера, сбросив на пол восстановленную голову девушки, жившей две с половиной тысячи лет назад. Вернер и оба патрульных пролезли следом за ним.

Десять минут спустя они стояли в главном коридоре у подножия лестницы. Они обшарили каждую комнату, каждый шкаф. Ничего. Фабель даже громко позвал Марию в тишине дома, который, как он знал, был пуст.

В главную дверь постучали, и Фабель открыл ее, впуская вторую пару патрульных.

— Мы проверили сад и гараж. Там никого нет, герр гаупткомиссар.

Подъехал автомобиль, и Анна с Хэнком вбежали в дом.

— Ничего… — уныло сообщил Фабель. — Похоже, он прихватил ее с собой.

— Герр гаупткомиссар! — окликнул его из-под резной лестницы патрульный. — Тут какая-то дверь. Похоже, в подвал…