Петр Владимирский - Грязные деньги

Андрей ошеломленно заморгал. Такого вывода он не ожидал услышать.

— Как это — врозь?

— Поживи один, без меня. То есть у мамы. Посмотрим, а вдруг у тебя появится время на строительство. Да и стимул, надеюсь, тоже.

«Ах так? — подумал вдруг мужчина. — Я тебе плох, да?»

— Ну что ж. — Он поднялся. — Надо попробовать, вдруг действительно это ускорит стройку. Спасибо за завтрак.

Вера надеялась, он начнет ее уговаривать, уверять, что она ошибается. Пообещает быстро все закончить. К зиме или хотя бы к весне. Она верила, что сам разговор послужит стимулом… А он согласился! Неужели разлюбил?!

Значит, страсть не просто прошла. Андрей явно от нее отдаляется, раньше он ни за что не согласился бы пожить отдельно хотя бы сутки. Она, Вера Лученко, нынче для него не так важна… Зато работа — все… Это его наркотик, благодаря которому он может не думать о проблемах.

— Я помогу тебе собраться, — сказала она. А когда Андрей с лицом обиженного ребенка попытался было отказаться от помощи, мягко добавила: — У меня это получится лучше, дорогой.

* * *

Строительные конструкции достигали уже высоты пятого этажа. Два башенных крана нависали над стройкой своими хищными клювами, верхушки кранов терялись в высоте. Из бетона торчала железная арматура устрашающего вида острыми концами вверх. Вся стройка представляла собой лес массивных бетонных колонн с полукружьями выступов — каких-то будущих балконов или галерей. На первых двух этажах краснели кирпичные стены, впрочем, сляпанные наспех и не до конца. В остальных местах зияли провалы и темнели щели. Наверху постоянно сновали деловитые рабочие, и если постоять у забора, то можно было услышать будничный мат, почти без вкрапления нормальных слов. Работа шла в три смены, строительство продвигалось довольно быстро.

Несколько раз, правда, стройка останавливалась на один-два дня. Это когда прокуратура города выносила постановление о прекращении незаконного строительства, и ликующие жители микрорайона вместе с работниками театра и активистами дела спасения Киева устраивали праздник. Многочисленные копии решения расклеивали на заборе, пели песни, обнимались и поздравляли друг друга. А потом снова внутрь заезжали самосвалы, гудели краны, грохотала прочая техника.

Люди терялись, недоумевали, они ничего не могли понять. Как так? Ведь запретили же? Татьяна, юрист «Гражданского сопротивления», отбивалась от десятков вопросов как могла, составляла новые заявления и иски.

— То шо ж вы за сопротивление такое?! — кричала на них раздосадованная активистка из ближайшего дома. — Толку от вас…

Остальные высказывались в том же духе.

Перед воротами несколько раз организовывали концерт в знак протеста. Певцы пели песни, иллюзионисты показывали фокусы. Это все были не профессионалы, они работали бесплатно. А когда подключались артисты театра и разыгрывали сцены из классики, тут уже звучали настоящие овации.

Надо сказать, что здание театра заметно пострадало от строительства. По фасаду его сверху вниз поползла трещина, она раздваивалась и выглядела страшновато. Главный режиссер театра писал протесты и заявления в разные инстанции, включая Министерство культуры и президента. Результат был ровно такой же, как и с прокуратурой: на день стройка замирала, затем возобновлялась.

— Наверняка хозяин этого безобразия какой-нибудь народный депутат, — говорили знающие люди. — Очередной миллионер, олигарх, трясця його матери… Мы против него все равно что муравьи.

Директора стройки подкарауливали журналисты, совали свои микрофоны под его длинный нос, задавали сто пятьдесят вопросов в минуту. Ответ был один: «Без комментариев». Так что хозяин безобразия пока оставался неизвестным.

В этот день в городе свистел сильный ветер. Он пригибал деревья к земле, носил по воздуху скрюченные желтые листья каштана и пыль пополам с мусором. Гулко хлопали на ветру какие-то незакрепленные доски. Осень решила заявить о себе так, чтобы всем это стало заметно. Но работа есть работа, и ни метеорологические катаклизмы, ни смена времен года ей мешать не должны.

— Стефко, дуй нагору, — сказал мастер молодому парню. — Там треба ище пара рук.

Богатырского вида парень в оранжевой каске улыбнулся, подкрутил усы и показал мастеру ладони, размером с тарелку каждая:

— Ось така пара?

Тот хмыкнул.

— Давай-давай, здоровань…

Загудел механизм, парень унесся в небо на подъемнике. Мастер отвернулся. В лицо ему дунул ветер и сыпанул песок, он заслонился рукой в брезентовой перчатке. В этот момент откуда-то сверху грохнул звук, похожий на выстрел. Мужчина инстинктивно отскочил, пригибаясь, потом выпрямился и посмотрел вверх.

Там творилось неправдоподобное, такое, во что поверить было никак невозможно. Подъемник летел вниз, накреняясь и переворачиваясь, обрывок троса немыслимой извилистой кривой летел вслед за ним. Мастер изо всей силы укусил себя за кулак, шепнул «Не-не, не…» — и тут подъемник грянул о землю.

— Стефан!!!

Отовсюду сбежались рабочие, они подходили к груде искореженного металла и тут же отворачивались, закрывали глаза. Некоторые начали осенять себя крестом…

Шансов у богатыря не было, конечно, никаких. Бедный Стефко… Мастер мельком глянул на расплывающуюся из-под обломков кровь, отвернулся и начал звонить. Не в «скорую», а директору, своему начальнику. Он, мастер, был человеком опытным и повидал немало несчастных случаев. Нужно немедленно известить начальство, а там завертится: сохранить до начала расследования несчастного случая обстановку, проинформировать нужные органы, организовать комиссию, начать расследование… У него аж зубы заныли. Сроки теперь, конечно, не выполним. А главное, эти шакалы, что снаружи, тут же пронюхают. И начнется шабаш…

Вечером у ворот строительства все еще стояла машина «скорой помощи» и два милицейских автомобиля. Служители порядка в полном спецназовском облачении — со щитами, дубинками и касками — сдерживали толпу.

— Доигрались! — слышались крики. — Так вам и надо! Предупреждали же — не захватывайте нашу землю!

Несколько оперативников и следователь прокуратуры сидели в вагончике на территории и жалели, что они не догадались вчера заболеть или уйти в отпуск. Дело совершенно тухлое. С одной стороны, общественность с них не слезет, газеты завтра впадут в истерику и станут визжать о произволе на строительстве, полном игнорировании техники безопасности, надругательстве над человеческой жизнью… Журналисты — мастера придумывать хлесткие слова. С другой стороны, администрация стройки уже намекает, что это не несчастный случай, а дело рук активистов сопротивления и местных жителей. То есть заранее спланированное жестокое преступление. Это необходимо проверить.