Петр Владимирский - Грязные деньги

Он ведь потому и пил все это время, чтобы выдержать, не разбить голову. Это было бы как-то нехорошо, не по-мужски. Это означало бы слабость. Но было так заманчиво… Он пил и пил, долго не пьянея, потом переставал чувствовать щеки, шею, после них — ноги. И так каждый день. Хотя уже перестал отличать один день от другого. Он не брился, практически не мылся, если не считать плескание холодной водой в лицо — иногда, когда становилось совсем уж плохо.

А вот сегодня наконец пить почему-то расхотелось. Виталий прислушался к себе, к новым ощущениям и понял: пришло время действовать. Откуда явилась эта уверенность, он не знал и знать не хотел, явилась — и все. Он поступал, движимый инстинктами, и если инстинкт самосохранения подсказывал ему пить водку столько времени подряд, то теперь, значит, он же велит ему перестать. Но тут такое дело: если не пить, тогда надо мстить. Иначе жжение в груди станет невыносимым. И Виталий, бывший десантник, вдовец, но прежде всего мужчина, отнесся к этой необходимости спокойно и философски. Надо — значит, надо.

Ни о чем особенно не думая, он полез в ванну и отдраивал кожу целый час. Побрился, глядя в зеркало и не очень узнавая в этом опухшем, почерневшем лице свое лицо, вышел в комнату и принялся за уборку, открыв настежь балконную дверь. Понадобилось пять больших мусорных пакетов, еще два часа работы с пылесосом и шваброй. Он трудился как автомат, не уставая, не чувствуя холода с улицы.

Теперь следующий этап. Он залез на антресоли, открыл чемодан, вынул сверток, развернул. Три метательных ножа. Давно не доставал… Взял телефонную трубку, но она не работала. Тогда Виталий подключил мобильный телефон к зарядке и набрал номер.

— Привет, Дэн. Это я, Виталий Ивченко. Я тоже… Извини, сейчас некогда. Мне нужно несколько игрушек, наших, тех самых. Потом объясню. Да, прямо сейчас.

Положил трубку, подошел к шкафу. Достал чистую тельняшку, летнюю форму десантника, голубой берет, сапоги. Все надел, посмотрел в зеркало, поправил берет, одернул пятнистую гимнастерку. И вышел на кухню заваривать чай.

Снаружи стемнело, Виталий успел выпить три чашки чая, когда под окном взревел мотоцикл и ритмичными ударами забухала музыка. Через минуту в дверь позвонили, в квартиру втиснулся парень. Такой же большой и широкий, как Виталий, только длинноволосый и бородатый, весь в коже и металлических шипах.

— О, вот так, значит… — Дэн, прищурившись, поглядел на Виталия. — Это серьезно, брат. Я с тобой?

— Нет. — Хозяин отвечал скупо и коротко. — Я сам. Спасибо.

Гость положил на стол четыре таких же ножа, какие недавно достал Виталий. Еще раз внимательно посмотрел на него из-под косматых бровей. Пожал плечами, двинул товарища кулаком в плечо и вышел. Во дворе взревело, ритмичное буханье музыки затихло вдали.

Десантник постоял еще несколько минут, о чем-то думая. Решительно опустился на пол и стал отжиматься — десять раз, двадцать… Казалось, это движется вверх-вниз не человек, а машина. На пятидесятом отжимании он почувствовал струйку пота на лбу и поднялся. Подумал: «Пить меньше надо, раньше отжимал сотку!»

Подошел к фотографии Дианы, долго смотрел на нее своими усталыми глазами, сел рядом и стал ждать. Чуть позже он почувствует, что готов, возьмет со стола все ножи и выйдет из дома.

…В это время у Веры Лученко продолжался обычный рабочий день. Хотя никакой из дней работы врача обычным не назовешь. Приходили разные люди. Не только больные, а очень часто вполне здоровые физически, но с житейскими проблемами, на грани надлома и депрессии. Изношенные лица, изношенные души. Не знающие, как жить в определенных обстоятельствах, или не умеющие. Приходили родители, чтобы попытаться найти общий язык с подростками, как-то их урезонить. Приходили тяжело переживающие развод, ссору, хамство начальства… Из соседних отделений шли больные — после операций, с проблемами восстановления здоровья… Изредка кто-то из близких приводил мужа, брата, отца с запущенным алкогольным бредом, тут уж никакие разговоры не помогали, только в стационар.

Вера заполняла журнал и боковым зрением увидела, как в кабинет вошла стройная женщина средних лет. Подняла глаза — и ахнула: это была Милена Осокорова!

— Вас не узнать, вы просто цветете, — сказала Вера.

— Здравствуйте, дорогая моя! — Гостья расцеловала хозяйку кабинета. — Это все вы! Если бы вы не подсказали мне преподавать…

Вера улыбнулась.

— Приятно видеть перед собой здоровую и счастливую женщину. Но это же не я развила бурную деятельность в кружке, как там его…

— «Умелые руки». Только…

— Вы, вы, Милена Леонидовна. Чего бы стоили мои подсказки, если бы вы поленились? Лежали бы на диване, жалели себя. Таких очень много, поверьте!.. Надеюсь, вы ко мне сегодня без жалоб?

— Нет, я просто так, забежать на минутку и еще раз поблагодарить. — Глаза Осокоровой сияли. — И глянуть: что бы вам еще такое сделать своими руками.

Она оглянулась вокруг, Вера тоже, и обе рассмеялась.

— Милая моя, вы тут уже все, что можно, побелили и покрасили, заклеили и навесили! У меня просто образцовый кабинет. Могу экскурсии устраивать для сотрудников.

— Может, им тоже что-то нужно…

— Не знаю, не знаю. Я подумаю, — хитро прищурилась Лученко, — что с них за это взять.

— Кстати! Вы же знаете, что дядя Марк скоро будет в Киеве?

— Да, слышала…

— Наверняка он будет вас благодарить.

Вера пожала плечами и спросила:

— Как насчет встречи высокого гостя в аэропорту?

— Ой, я не смогу, мне очень жаль… Как раз в этот день занятия в кружке! А я не хочу пропускать «прием лекарства», которое меня спасло. Понимаете?

Вера Алексеевна понимала. Они уже прощались, когда зазвенел внутренний телефон.

— Лексевна! Есть работа по твоей части, — услышала она голос дежурного врача. — Суицид. Так что выходи, берем тебя и едем по адресу.

Лученко вспомнила, что в этот день ее клиника дежурит по городу.

— Кто вызвал? — спросила она, торопливо всовывая ногу в сапог. Она знала, что в этом случае решают секунды.

— Подруге не понравилось, как женщина с ней поговорила по телефону, она и примчалась. А та дверь не открывает. Хорошо, у подруги ключи были. Короче, нашла она пациентку в ванной, полной крови с водой. Чикнула себя по венам. Вот нам и позвонили.

«Можем не успеть», — думала Вера, пока они под завывание сирены мчались по улицам. Однако приехали вовремя. Женщина успела полоснуть себя только по одной руке, и то не фатально — видимо, испугалась боли… Потеряла много крови, но осталась жива. Старший бригады осмотрел рану, кивнул Вере — дескать, есть шанс спасти — и начал обработку.

В машине у неудачливой самоубийцы взгляд стал осмысленным. Она увидела Веру, спросила: