А. Й. Казински - Последний праведник

Нильс прекрасно понимал, чем это закончится. Женщина вдруг замолчала, потом он услышал какой-то хрюкающий звук — наверное, плач. Потом свет погас и послышался хлопок закрывающейся двери. Он прислушался к удаляющимся по коридору шагам, выполз из своего укрытия и принялся читать дальше.

Левин: Как именно они умирают? И кто они?

Ворнинг: У них на спине особая метка. Амалие скоро придет? У нее мой радиотелеграф.

Левин: Метка?

Ворнинг: Когда придет Амалие?

Левин: Какая метка?

Ворнинг: Как у меня.

Левин: Вы говорите об отметине на вашей спине? Откуда она у вас?

Ворнинг: Я могу спросить, верите ли вы в Бога?

Левин: Нет.

Ворнинг: Нет, не верите — или нет, не могу?

Левин: Нет, не верю. И вообще мы говорим не об этом.

Ворнинг: Мне нужен мой радиотелеграф.

Левин: С кем вы собираетесь разговаривать?

Ворнинг: С остальными.

Левин: Какими остальными? Можно чуть подробнее?

Ворнинг: С теми, кто тоже отмечен. С остальными справедливыми людьми.

Левин: Справедливыми людьми? Это они сделали метку у вас на спине?

Ворнинг: Мне нужно увидеть Амалие. И я устал.

Левин: Да-да, сейчас вы отдохнете. Можно я задам вам последний вопрос?

Ворнинг: Можно.

Левин: Ответьте мне, кто сделал метку у вас на спине?

Ворнинг: Тот, в кого вы не верите.

Левин: Бог? То есть, вы хотите сказать, что Бог поставил метку вам на спину…

Ворнинг: Нет, не только на мою. И на спины всех остальных тоже.

Левин: Бог сделал метку на вашей спине?

Ворнинг: Да, это сделал Бог. Больше некому. Но может быть, ее можно убрать.

Левин: Метку можно убрать?

Ворнинг: Может быть. Пока она меня не убила.

Левин: Кто должен вас убить?

Ворнинг: Но для этого я должен сделать что-то плохое.

Левин: Что вы имеете в виду?

Ворнинг: Я ничего больше не скажу.

Левин: Что вы имеете в виду, когда говорите, что должны сделать что-то плохое?

Ворнинг: Я ничего больше не скажу.

25 декабря 1943 года

Классический пример шизофренической паранойи. Пациент считает себя одновременно центром мировых событий и объектом преследований. Толчком могли послужить несколько детских травматичных переживаний.

Сеанс электроконвульсивной терапии, не давший желаемого эффекта. В первой половине дня пациента навещает жена, что на короткое время его успокаивает. Но после обеда он снова приходит в депрессивное состояние, бьется головой о пол на виду у персонала и кричит: «Не может быть, чтобы это был я, не может быть, чтобы это был я!». И чуть позже: «Я буду слушать, я обещаю слушать». Успокоительные не приносят желаемого результата. После обеда пациент ведет себя настолько беспокойно, что решено вызвать его жену. В дальнейшем оказывается, что это была ошибка, потому что около 14 часов выясняется, что пациент вместе с женой исчезли. Пациенту удалось выбить защищенное окно и убежать через него вместе с женой. Через полчаса пациент найден блуждающим перед больницей с острым предметом в руке, предположительно с ножом. Никто не знает, откуда взялся нож. Пациент пытается убить свою жену, но его скручивают санитары. Жена госпитализирована с глубокими ранами на горле, однако прогноз благоприятный.

Пациент усыплен и зафиксирован.

28 декабря 1943 года

Пациент спокоен и спит большую часть дня. Впервые с момента госпитализации ему удается проспать несколько часов подряд.

После пробуждения он изъявляет желание поговорить со своей женой. Желание не было удовлетворено. Вечером делается открытие, которое вызванный дерматолог признает «в высшей степени невероятным»: состояние сильного психосоматического экзематического воспаления на спине пациента явно улучшилось. Припухлость исчезла, осталась только слабая красная отметина.

26 января 1944 года

Пациент выписан в середине дня.

Нильс сидел, прислонившись к стене. Он не помнил, как здесь очутился, на коленях у него лежала история болезни. За стеной послышались шаги. Голоса. Может быть, он спал? Должно быть, кто-то увидел зажженный здесь свет. Сил на новое бегство у него не было. В архив зашли двое мужчин.

— Вон он! — сказал один из них, указывая на Нильса включенным фонариком, несмотря на то, что Нильс и без того купался в свете.

— Может, вы объясните, что вы здесь делаете? — спросил второй.

Они, наверное, говорили что-то еще, но Нильс больше ничего не слышал.

Когда они уложили Нильса на кровать и повезли обратно, он взглянул на часы — начало одиннадцатого утра. За окном по-прежнему серо, воздух казался по-снежному тяжелым. Солнца он не видел, может быть, оно еще не вставало. Если бы оно держалось отсюда подальше… Держись отсюда подальше.

— Держись отсюда подальше! — пробормотал Нильс, после чего его организм среагировал на укол и провалился в сон.

13.10 — 2 часа 42 минуты до захода солнца

Очередное пробуждение. Они набегали легкими волнами, заставляя ее приоткрывать глаза, и отступали снова.

— Я… — сказала Ханна и запнулась. Нет уж, на этот раз она не станет ни с кем говорить, не станет просить о помощи, не станет умолять медиков удерживать ее в сознании. Это же больница, и здесь готовы сделать все, чтобы ее спасти — но Ханна знала теперь, что они не понимают главного. Она должна умереть. Сегодня. Сегодня до захода солнца Ханна будет мертва.

Неспешные движения — в том же темпе, что и мысли в ее голове, до сих пор затуманенной лекарствами. Сначала она вынула из руки катетер и заклеила след от него пластырем. Свесила ноги с кровати. Встала. Неуверенно, как маленький ребенок, который делает первые нетвердые шаги. Одна нога почти не двигалась. Нужен костыль или инвалидное кресло.

Она оперлась о стену и приложила все силы к тому, чтобы дойти до шкафа. Ее пальто одиноко висело на вешалке, испачканное при аварии, воняющее можжевельником и алкоголем. Она вспомнила разбитую бутылку джина, светло-голубые стеклянные осколки. Ханна надела пальто и не сразу узнала женщину, которая зло рассматривала ее в упор. Болезненное узнавание пришло чуть позже — это же отражение в зеркале. Несколько секунд она колебалась между облегчением и ужасом: одна половина ее лица ужасно распухла. Хотя какая разница, совсем скоро она навсегда покинет свое бренное тело.

24.35 — 1 час 17 минут до захода солнца

— И последнюю, она снимет самые сильные боли.

Медсестра стояла, наклонившись над Нильсом, ожидая, пока он с трудом проглотит две большие таблетки. Она взглянула на него.

— Сегодня пятница? — услышал он свой голос.

— Пятница, да. Первый день Рождества. Вы долго спали, Нильс.

— После обеда.

— Что будет после обеда, Нильс?

— Когда солнце сядет.

— Я слышала, что вы дали деру сегодня утром, — улыбнулась она. Может быть, самому выражению «дать деру» — как будто он собака в период течки. — Хорошо, что они вас так быстро нашли. Я думаю, вы просто совсем запутались во всем случившемся.