Гейл Линдз - Операция «Маскарад»

— Ситуация такая, — сказал Кроусер. — Когда обо всем будет объявлено, произойдет серьезная перекотировка европейских валют. Банковские процентные ставки упадут, то же самое случится с учетными ставками на фондовых биржах. Я почти истощил запасы франков и готов побиться об заклад, что перекотировка очень серьезно скажется и на процентных ставках, и на ценных бумагах. Франки распроданы на сумму, эквивалентную примерно десяти миллиардам долларов. Приблизительно восемьдесят процентов суммы переведены в доллары США, поскольку это более устойчивая валюта. Плюс к этому я скупил на миллиард долларов ценных бумаг на французских биржах, поскольку при падении курса национальной валюты котировка ценных бумаг повышается — этот эффект надо было нейтрализовать. Имея в качестве подкрепления резервы корпорации О’Кифа, я смог сохранить наши позиции, держа как буфер всего миллиард долларов. Вы поставили на карту все. Надеюсь, вы знаете, что делаете, в противном случае «Стерлинг О’Киф энтерпрайсиз» обанкротится.

Бремнер лишь улыбнулся, глядя на воду. Кроусер взял огромный кредит во франках и купил на них доллары по фиксированному курсу. Как только курс французской валюты резко покатится вниз, Кроусер начнет приобретать подешевевшие франки. Полученной в результате суммы хватит не только на то, чтобы расплатиться с кредиторами. Бремнер положит себе в карман курсовую разницу и прочие дивиденды, оставшиеся после выплаты вознаграждения Гордону Тэйту, Аллану Левайну и еще кое-кому. Таким образом, шеф «Мустанга» добьется исполнения своей заветной мечты — стать мультимиллиардером, для этого он отвернулся от своей страны, считая ее неблагодарной, и стал создавать корпорацию О’Кифа.

— Мне хотелось бы знать: на какой информации вы строите свои действия? — спросил Кроусер.

— Не задавай лишних вопросов. Если хочешь, конечно, получить свои пять миллионов и не мучиться угрызениями совести, — ответил Бремнер.

Уголком глаза он увидел, как Кроусер улыбнулся и слегка кивнул в знак согласия. За пять миллионов долларов он мог позволить себе жить в неведении.

Эксперт по валютным операциям развернулся и зашагал прочь.

Бремнер еще раз бросил взгляд на берег, и в его воображении вновь возник дворец на Индиго-Риф — драгоценный камень в оправе из пальм, окруженный со всех сторон аквамаринового цвета морской водой. Вскоре он сможет послать к дьяволу весь остальной мир. Он уйдет из ЦРУ, исчезнет и будет жить жизнью, о которой всегда мечтал: теплый ветер, теплые ночи. И богатство, которое не снилось даже королям.

Все радужные видения разом рухнули, как только Бремнер переступил порог своего офиса. На столе его ждало послание от Арлин Дебо, в котором говорилось: «Я вылетаю к вам, Хьюз. Прибуду в Париж около пяти часов по местному времени. Мне доложили, что Хищник собирается сдаться сегодня вечером».

У Бремнера все поплыло перед глазами. Проклятая баба! Какая муха ее укусила? Неужели кто-то ей сообщил? Нет, это было невозможно. О том, что операция с Хищником продолжается, знали только его, Бремнера, люди, преданные ему и только ему!

Привычным усилием воли он заставил себя успокоиться и принялся обдумывать положение. Кто мог предать его? У него оставалось всего несколько часов на выяснение этого вопроса и на подготовку к встрече с Арлин. К тому же надо приготовиться к приему Хищника. Ему нужна была Сара Уокер, нужна сейчас же. Бремнер потянулся к своему спецтелефону.

Сара Уокер закрыла убитому глаза. На лице брата ее матери застыла улыбка. Вся грудь была залита кровью, кровь стекала, образуя лужицу. Сара вытерла слезы, вспоминая фотографии в альбоме. Когда-то, еще до потери памяти, она часто рассматривала их. Ей казалось, что сейчас кое-какие черты лица дяди выглядели несколько иначе — нос был более плоским, подбородок словно уменьшился, но если отбросить тридцать лет времени и тридцать фунтов веса, сомнений быть не могло: перед ней был отец Лиз — Хэл Сансборо. Тот самый человек, которого она видела на фото у дома в Челси держащим за руку свою дочь. В ушах у Сары все еще стояли его последние слова: «Скажи Лиз, что я люблю ее».

Сара выскочила из машины и осторожно огляделась. На улице никого не было, и, похоже, никто не наблюдал за ней из окон окрестных домов. Она взяла «вальтер» Ощипанного и проверила обойму, затем пошла по направлению к ближайшей станции метро. Душу ее раздирали противоречивые чувства. Она встретила незнакомого человека, который в течение недолгого времени считал себя ее отцом, и вот теперь он мертв. По идее она должна была испытывать бешенство, жаждать мести, но больше всего ей хотелось прекратить кровопролитие.

Убитый, видимо, рассказывал ей свою собственную историю. Ей никуда не спрятаться от того факта, что она находилась в кровном родстве с безжалостным профессиональным убийцей, который сказал, что гордится ею.

Сара почувствовала, как покрывается гусиной кожей, — ей был вовсе ни к чему комплимент киллера. Сама того не замечая, она ускорила шаг, словно это могло помочь ей прийти к какому-то решению.

Дойдя до бистро, у которого она договорилась встретиться с Ашером, она увидела, что он уже ждет ее, сидя на стоящем у обочины мотоцикле.

— О Господи, что случилось? — спросил он, дотрагиваясь до повязки у нее на голове.

— Потом расскажу, — ответила она. — Мне кажется, тебе не терпится отсюда смотаться.

— Это уж точно, — подтвердил Ашер, озираясь. — Наши фотографии и информация в газете дают о себе знать. Меня дважды останавливали. Нет никаких гарантий, что и в третий раз мне повезет.

Он протянул Саре черную кожаную куртку и шлем с закрывающим лицо забралом из темного пластика — такой же, как у него самого.

— Сможешь надеть это поверх повязки?

— Конечно, — ответила она, нахлобучивая шлем. При этом она невольно поморщилась от боли. — Куда поедем?

— У меня есть хорошая новость. Мы едем к Джеку О’Кифу. Кристин Робитай дала мне его адрес.

— Наконец-то! Может быть, хотя бы он сможет разобраться, что такое задумал Бремнер!

Когда Сара надевала куртку, Ашер увидел заткнутый за пояс ее брюк «вальтер».

— Что произошло? Где твоя «беретта»?

— Это очень долгая история, Ашер. Поехали скорее.

Кристин Робитай сидела на резном балконе своей квартиры и смотрела на раскинувшийся внизу полуденный Париж. Через весь город вилась серебряная лента Сены. Кристин курила сигареты с золотым ободком вокруг фильтра и думала о прошлом, об истории и о самой себе, гадая, когда же она наконец перестанет повторять старые ошибки.

Поначалу все в ее жизни складывалось удачно. Она родилась и выросла в зажиточной семье торговца цветами. В овеянном духом романтики Париже благоденствовали три категории торговцев — те, что снабжали город хлебом, вином и цветами. Уже с малых лет Кристин была в курсе семейных дел, понимала важность их семейного бизнеса. Кроме того, она всей душой любила цветы, прекрасно разбиралась в числовой и цветовой символике. Что могло быть лучшим подарком, чем фарфоровая ваза, наполненная белоснежными лилиями, белыми древовидными гортензиями, зелеными артишоками и изумрудным папоротником и мхом?