Эллен Датлоу - Лучшие страхи года

— Это оказалось так легко, и я сделал все не задумываясь. Поднялся на верхний этаж, как будто по делам. Это очень старомодный магазин, где люди расплачивались наличными. Охранником был пожилой мужик в очках. Я подошел к стойке, где возвращались деньги за бракованный товар, и вытащил пистолет. Продавщицы сразу уссались со страху. Я выгреб все. Тысячи баксов в пакетах, и мне даже следы заметать не пришлось. Я просто спустился по лестнице, меня никто не остановил. Снаружи уже стемнело, и я смешался с толпой. Когда я шел по Четырнадцатой, со мной поравнялся тот парень из бара, который продал мне пистолет. Тогда он выглядел потрепанным. А теперь, казалось, в нем и вовсе жизни не осталось — ну вылитый зомби. Но знаешь что? У меня была запирающаяся ячейка в тренажерном зале на Третьей авеню. Я зашел туда, чтобы снять кожанку и переодеться в теплую куртку с фуражкой. Парню я сунул пачку денег, хотя ничего ему вроде не обещал. И он уехал домой. С тех пор я больше его не видел. Я все еще не протрезвел и никак не мог опомниться. Той же ночью я сел в самолет. А утром уже был в Лос-Анджелесе. И там оказался впервые. Вот как раз после этого я обнаружил, что будто одной ногой стою в другом мире. Да и этот мир вдруг оказался не таким, к которому я привык. В те дни я и понял, что не один в своей голове. Что со мной там Марк Бэннон.

Я окинул взглядом бар. Студент пил джин и перелистывал страницы. Муж с женой уже не пели, а сидели за столиком у окна. Бармен болтал по сотовому телефону. Я сделал ему знак, и он наполнил стакан Фрэнка.

— Следующие несколько лет я как белка в колесе крутился, — продолжил папаша Фрэнк. — Мы сошлись с Красной Руфью, и она задавала жару нам обоим. Втянула нас в политические разборки в Латинской Америке: Гондурас, Никарагуа, мне до сих пор нельзя об этом говорить. Мы были там втроем: Руфь, я и Бэннон. Потом она устала от нас, я устал от Марка Бэннона в моих мозгах, а он устал от меня. Вот так все и закончилось.

Он оперся локтями о барную стойку и прикрыл глаза рукой.

— А что случилось-то? Мать снова хочет его найти? Я видел ее в тот первый раз, когда она отправила тебя его искать. Шикарная тетка.

— Что-то вроде этого, — ответил я. — А в последнее время никто у тебя про Марка Бэннона не спрашивал?

— Пару недель назад какой-то хмырь заглядывал сюда и задавал вопросы. Сказал, что вроде как колонку новостей в Сети ведет. Пол Ревир, что ли, его звали? Вроде бы так. Делал вил, будто что-то знает. Но я и более умных обламывал.

— А больше никто не интересовался?

Он покачал головой.

— Не хочешь ничего передать Марку, если я его увижу?

Не убирая ладонь от глаз, папаша Фрэнк поднял вторую руку, поднес к губам стакан и залпом выпил.

— Скажи ему, что с тех пор прошло больше тридцати лет и что я радовался, когда он ушел, но все это время после его ухода я чувствую себя пустым внутри.

Когда на Саут-Виллидж опускается вечер, на улицах появляются зазывалы. Они стоят по обеим сторонам перекрестков с рекламными листками в руках и твердят заученные фразы.

— Заходите послушать лучших авторов песен в Нью-Йорке, — предложил мне сердитый юноша и сунул в руку флаер.

Женщина, руки и ноги которой были разрисованы цветами и змеями, заявила:

— Вы выиграли бесплатную акцию в тату-салоне!

— Сэр, вы выглядите так, будто вам необходимо… посмеяться, — произнес небольшого роста афроамериканец, по виду гей, у входа в юмористический клуб.

Я видел, что люди поглядывают на кого-то украдкой, — как это обычно делают ньюйоркцы, когда замечают какую-нибудь знаменитость. Но я так никого и не узнал. В последнее время со мной такое случалось.

Я думал о Марке Бэнноне и Фрэнке Парнелли, и мне хотелось знать, не видел ли Марк во Фрэнке всего лишь оболочку с более крепкими мышцами и быстрыми рефлексами, чем у него самого? Вспоминал ли он Фрэнка с симпатией, после того как они разделились? Было ли это похоже на то щемящее чувство, с которым люди думают о любимой лошади или первом автомобиле?

Мне повезло, что я познакомился с Марком, когда сам он еще не повзрослел, а его «ангел-хранитель» не набрался опыта. Однажды в субботу, когда нам было лет по четырнадцать — мы тогда учились в разных школах и очень мало общались, — я встретился с ним на импровизированном хоккейном матче на реке Непонсет.

Стоял один из тех серебристо-черных зимних дней, когда ничего нельзя спланировать заранее. Парни, живущие по соседству, решили сыграть в хоккей. Ни у кого не было желания оказаться в воде, поэтому нам пришлось отправиться на поиски прочного льда.

Мы нашли его в миле от того места, где Непонсет впадает в Бостонскую гавань в районе Нантаскетского рейда. Игра заключалась в том, чтобы гонять по льду потрепанную шайбу, постоянно сталкиваясь друг с другом и устраивая драки. Марк, оказавшийся со мной в одной команде, выглядел, как обычно, рассеянным.

Посредине реки лед был толстым, хоть и исчерченным лезвиями коньков. Вдоль берега он был тоньше и в некоторых местах даже растрескался.

Спустя какое-то время я оглянулся и заметил у берега детишек лет восьми-девяти без коньков, они прыгали по льду и с хохотом разбегались, когда тот начинал ломаться. Но тут прямо за моей спиной взвизгнули чьи-то коньки, и меня сбили с ног.

Из всей нашей команды я был самым низкорослым. Ледяное крошево попало мне под штанины, обжигая кожу холодом. Когда мне удалось подняться, я услышал детский крик. Один из малышей оказался в воде и тщетно пытался ухватиться за край льда, а тот ломался под его руками.

Все сразу бросили играть и уставились в его сторону. И тут Марк ожил. Он ринулся вперед, поманив меня за собой, хотя до этого почти меня не замечал. Догоняя его, я услышал вдруг слова «Цепочка жизни». Это был спасательный прием, которому, наверное, обучают бойскаутов, но я ни разу еще не видел его в действии.

Вопреки собственной воле я упал на живот. Марк лег на лед позади меня и схватил меня за лодыжки. Он крикнул остальным парням, чтобы двое из них держали его за ноги, а еще четверо держали тех. Я лежал будто на вершине пирамиды.

Каким-то образом в моей руке оказалась хоккейная клюшка. Я скользил вперед по льду, вытянув клюшку вперед — к тонущему ребенку. Я не сам полз, меня подталкивали сзади.

Лед в этом месте был тонким. Сверху его покрывал слой воды. Наконец мальчишка ухватился за клюшку. Я чувствовал, как подо мной прогибается лед и как меня тащат за ноги.

Я крепко держал клюшку. Сначала, когда я только начал вытягивать мальчика, лед ломался под его тяжестью. Мне ужасно хотелось бросить все и убежать, пока лед не треснул и подо мной.

Но я не мог этого сделать. Руки меня не слушались. А потом пацан добрался до того места, где лед был прочнее. Марк тащил меня, а я тащил мальчишку. Тот уже улегся на лед животом, а потом и ногами. Другие ребята тоже ухватились за мою клюшку и подтянули мальчишку ко мне.