Джон Адамс - Когда мертвые оживут

— Вода, повсюду вода и…

— Черт! Джереми, если скажешь это еще раз!..

Он сразу сник и не закончил свою тираду. Однако не произнесенные вслух слова вертелись на языке, а внутри клокотала ярость. Сказать по правде, больше всего мне хотелось перебраться на другой край маленького плота и голыми руками разорвать горло придурку.

Я прикрыл глаза и сделал медленный, глубокий вдох. Джереми пошевелился, а плотик тотчас закачался и слегка просел, так что я едва не потерял равновесие. С трудом сдерживаясь, чтобы не пнуть товарища по несчастью, я подтянул ноги к груди и опустил лоб на колени.

— Извини, чувак, — пробормотал он.

Я еще глубже утопил лицо в коленях, и жесткая щетина оцарапала кожу. Всю свою боль я попытался собрать в одной точке, сосредоточиться только на ней, чтобы избавиться от отчаяния. Наш восьмиугольный резиновый островок ощутимо качало на волнах, то к солнцу, то от него; вокруг о чем-то шептала вода.

Круизный лайнер еще маячил неповоротливой тушей на горизонте, и я, как ни старался, не мог оторвать от него взгляд. Вокруг, словно комары, кружились яркие оранжевые точки — спасательные плоты с другими потенциальными счастливчиками, которым удалось покинуть судно. Я развернул нейлоновый тент, натянул на надувную распорку в самом центре плотика и начал крепить края к бортам. В этот момент Джереми обернулся ко мне, и я понял, что он сильно встревожен.

— А может, вернемся? — неуверенно пробормотал он. — Попробуем ближе подойти? Просто чтобы посмотреть…

Я перестал сражаться с тентом и зажмурился.

— Нет, — заявил я, не поднимая головы, будто обращался к своим коленям.

Джереми вздохнул и опустил руку в воду. Я слышал, как плещется между пальцами соленая влага. Надо бы сказать Джереми, чтобы прекратил: морская вода вредна для него.

Но мы оба знаем: это уже не имеет никакого значения.

Джереми мучают кошмары. Не то что у меня их не бывает, но у Джереми они скверные, даже хуже того — ужасные. Первые дни мы оба не спали, а просто сидели и не сводили глаз с гигантского судна; плотик же тем временем относило все дальше и дальше.

Уснуть Джереми смог на вторую ночь. А я сидел и все глядел на лайнер, пораженный его величием и великолепием: смотрелся он в точности как на красочном рекламном плакате. Я даже задумался, а не совершили ли мы глупость? Может, не стоило так поспешно эвакуироваться, а имело смысл подождать неподалеку — вдруг распространение инфекции каким-то образом было остановлено?

И в этот момент Джереми закричал дурным голосом и забил руками и ногами. Плотик едва не встал на дыбы, потом резко опустился и зачерпнул морскую воду. Я прыгнул на Джереми, прижал его к днищу; он попытался ударить, но я успел перехватить его руки.

Он проснулся, тяжело дыша, и с удивлением обнаружил, что я сижу на нем верхом и сердце гулко бьется у меня в груди. Джереми не помнил, что ему снилось, и растерянно хлопал глазами.

— Слезь с меня, — запыхтел Джереми, пытаясь выбраться.

Я отпустил его и отполз в противоположный угол плотика. Джереми смотрел на меня как на чудовище из худших своих кошмаров, так что мне стало не по себе.

— Ты кричал, — попытался я объяснить.

Но Джереми только проворчал что-то и отвернулся. Он сидел и смотрел, как сверкают вдали корабельные огни — будто ничего и не произошло. Я подтянул колени к груди и вжался в угол, подальше от придурка, чтобы не соприкасаться с ним остаток ночи.

На четвертый день над судном появился дым. Стоял штиль, солнце палило немилосердно, и мы изнемогали от зноя под провисшим тентом. Я затеял было слизывать пот с рук, но он страсть какой соленый — с тем же успехом можно глотнуть морской воды.

— Как думаешь, Нэнси и другие еще там? — спросил Джереми.

Он нахально закрыл своим телом единственное отверстие, не давая проникнуть внутрь свежему воздуху. Я легонько пнул Джереми, и тот отполз чуть в сторону. Ну вот как, по замыслу конструкторов этого убожества, здесь уместится восемь человек, и чтобы плотик не опрокинулся при первой же волне?

На борту имелось восемь наборов выживания, и каждый я мысленно соотнес с одним из своих друзей, которые остались там, на пароходе: Фрэнсис, Омар, Лерой, Маргарет, Нэнси, Мика и Тамара. Восьмой, понятно, мне. Джереми остался бы ни с чем, и поделом. Если уж на то пошло, я вообще не должен был оказаться вместе с ним на этом дурацком плоту. Черт, да он бы никогда и не отправился в круиз, если бы не доброе сердце бедняжки Нэнси и ее неумение отказывать всяким никчемам.

Джереми выгнул шею и посмотрел на меня:

— Может, все-таки поищем? Подплывем поближе, глянем: вдруг они на других плотах?

Я покачал головой и с силой ущипнул себя за плечо. Надо бы сказать Джереми, что я их видел. В ту ночь, когда мы спасались с судна, я видел, как они бежали. Видел укусы и кровь. Видел выражение лица Фрэнсиса.

Чертов Фрэнсис! Конечно, он оказался первым, кого укусили.

Джереми носит очки, и сейчас они покрыты слоем соли. Соль здесь повсюду так что он даже не имеет возможности почистить линзы и в конце концов смиряется. Теперь он глядит на все сквозь белую дымку.

Не могу смотреть на него. Такой видок, будто он уже покинул наш мир. Будто превратился в одного из них.

Джереми думает, что я ни о чем не догадываюсь. Хотя он постоянно нащупывает под рубашкой место укуса, поглаживает его, слегка нажимает на края. Я делаю вид, будто не замечаю. Впрочем, не похоже, чтобы Джереми это вообще волновало. Даже если бы я не увидел кольцо из кровоточащих ранок на ребрах в ту ночь, когда пытался вытащить чувака из кошмара, в конце концов я бы все понял.

Господи всемогущий! Каждый день температура поднимается до сорока градусов, и хотя мы прячемся от зноя под тентом, нельзя сказать, чтобы в тени было прохладно.

Я скинул рубашку в первый же день, но Джереми моему примеру не последовал. Это его проблемы; мне лично наплевать, что он тощий, как скелет, или чересчур застенчивый, — когда стоит убийственная жара, и вы посреди океана вдвоем на спасательном плотике, и мир вокруг летит в тартарары, о таких вещах, как приличия, не думаешь.

Если я увижу как он лезет в воду, чтобы погадить, я смирюсь с его бледными, дряблыми мышцами и грудью, точно у ощипанной индюшки. Может, я и не самый умный человек на свете, но все же догадался, почему он не снимает рубашку.

— Как думаешь, сколько времени занимает период от момента укуса до обращения?

Да, знаю, что такие вопросы может задавать только последняя сволочь, но ничего не могу с собой поделать. Мне скучно, и я хочу прощупать Джереми: как он отреагирует на мои выпады и решится ли признать очевидное? Ведь не такой уж он и дурак на самом-то деле. Именно Джереми первым пришел к выводу, что следует покинуть пароход, хотя никакого объявления о начале эвакуации мы не услышали. Он следил за новостями, в то время как остальная наша компания развлекалась с «палеными» айфонами-смартфонами в баре и притворялась, будто ничего особенного не происходит.