Джон Адамс - Когда мертвые оживут

Мы встречались уже почти три месяца — скромный юбилей должен был наступить завтра, и, по идее, сегодня вечером нам полагалось как-то его отметить. Не помню, что ее отвлекло, какое-то срочное дело. У нее постоянно были срочные дела, я уже перестал обращать внимание. Но вдруг она позвонила и сказала, что хочет увидеть меня, — и вот, не прошло после разговора и пяти минут, как она стоит на пороге. Наверное, позвонила, уже будучи в пути. Она пришла с пустыми руками, без подарка, и я сразу заподозрил подвох.

Закрыв дверь, она обернулась, заговорщицки усмехнулась и распахнула плащ. Скажу без преувеличения: этот момент перевернул всю мою жизнь. Ее штаны были лишь немногим длиннее плаща: обрезанные штанины она на манер чулок прикрепила к пояску, а больше под плащом не было ничего.

Надо сказать, выглядела она смехотворно, но я в тот момент не обратил внимания. Ведь это была роскошная женщина: в нужных местах кругленькая, в нужных — тоненькая и стройная; к тому же она обладала темными волосами и ясными глазами. Любовь мгновенно охватила меня, оглушила, поработила. Я и раньше знал, что она добрая, умная, веселая, в ней бездна хорошего и чудесного, но в тот момент понял: она гениальна! Эти обрезанные штанины, призванные вдохнуть восхитительную новизну в древний эксгибиционистский трюк! Сколько работы рук и ума положено на то, чтобы создать нечто столь нелепое! Я сразу понял: эта женщина создана для меня.

И мгновенно сделал ей предложение. Конечно же, она посчитала это шуткой. Но через две недели я вновь предложил ей руку и сердце: с колечком, все как полагается, и тогда она согласилась.

Спустя шесть месяцев мы поженились и прожили вместе четыре замечательных года. А затем мир вокруг нас развалился на куски быстро и страшно, канул в Лету, лишив нас и всех остальных малейшей надежды вернуть прежнюю жизнь. Моя Диана погибла через две недели после того, как нам пришлось покинуть дом.

Меня зовут Тимоти Стиннот, и к Рождеству, если доживу, мне исполнится двадцать восемь. Да, истинная правда: сущий кошмар родиться аккурат на Рождество. В детстве на Рождество я получал на один подарок больше, чем младший брат, зато ему пару месяцев спустя доставалось еще одно такое же Рождество, но только уже для него одного. В детстве я завидовал брату. Завидую и теперь, потому что он, скорее всего, уже мертв. Впрочем, как знать? Мы теперь ничего ни о ком не знаем.

Вероятно, и отца нашего больше нет в живых. В бытность мою ребенком он любил повторять: «Если не сегодня, то когда?» — побуждая меня прибраться в комнате или сделать еще что-то столь же скучное. Советов, не относящихся к конкретному делу, он не давал. Конечно, он имел в виду древнюю мудрость: «Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня», но сказанное им звучало лучше и цепляло сильнее. Теперь я тоже так говорю, но сообразно нынешней жизни: «Если не прямо сейчас, то когда?»

Ведь «завтра» в наше время — вещь нереально далекая.

Сейчас мне полагалось бы уже спать. Но вместо этого я все сижу у окна и смотрю на бакалейную лавку напротив, прислушиваясь к дыханию спящей на полу Алисии. Я приметил эту лавку по дороге сюда, уже в сумерках, но в этом случае папашина мудрость не пригодилась: сегодня уже никак нельзя, слишком темно. Потому я и Алисии ничего не сказал. Хотел приятно удивить или, наоборот, не хотел разочаровывать, а теперь сижу и предаюсь мечтам о богатой добыче, что ждет нас в этом низеньком, обшарпанном, давно заброшенном строении.

Но это завтра.

Нужно спать. Однако я все сижу в пустой квартире среди мусора и вещей, за ненадобностью брошенных хозяевами, посматриваю то на бакалейную лавку, то на грудь Алисии, мерно вздымающуюся в спокойном сне.

Она уж точно не самая прекрасная женщина в мире. По крайней мере раньше про нее никто бы так не сказал. А сейчас уже вполне ничего. Тощая блондинка с мальчишеской фигурой, полная противоположность Диане. В прежней жизни я бы на нее и не взглянул.

Слышали когда-нибудь о синдроме Смурфетты? В мультфильме про смурфиков это единственная особа женского пола. Это синдром женщины в группе мужчин. Не важно, насколько она хороша сама по себе, но, будучи единственной, чуть раньше или чуть позже всем покажется очень привлекательной. Мужской инстинкт берет верх над мозгами и заставляет неистово желать любую женщину, если других нет.

И я очень хочу Алисию. Когда была жива Диана, я и представить не мог, что захочу кого-нибудь другого, даже если с ней и случится несчастье. Не секрет, что мужчины нередко меняют женщин, но чтобы я! В моих глазах это было чудовищным предательством. Но так я думал до смерти Дианы. Даже не представлял тогда, насколько мучительным бывает одиночество и с какой силой толкает оно на поиски человеческого тепла.

Сперва нас было шестеро: пять парней и Алисия. Эту группу я встретил полгода назад, через месяц после смерти Дианы. И вот уже два месяца, как мы с Алисией остались одни. Угадайте, что стряслось со всеми прочими?

Вот, например, Дэвид, не помню, какая у него была фамилия. Он продержался всего десять дней. Мы уходили из города, и он поспешил свернуть за угол. Шатуны схватили его и отвлеклись на какое-то время, а мы успели убраться. С тех пор я не очень-то лезу вперед. Правда, сейчас, когда остались я и Алисия, нередко приходится идти первым, но не постоянно. Алисия сильная и очень храбрая. Удивительная женщина, я такой никогда не видел. Себя я и вообразить не могу настолько же сильным и решительным. Конечно, физически я сильнее, я ее оберегаю и защищаю, но на самом-то деле мы друг друга защищаем почти в равной мере. Интересно, а по ее мнению, кто в нашей паре кого защищает?

Немногим дольше Дэвида протянули близнецы Карсоны. Чтобы заправить наш фургон, мы на стоянке подержанных авто пытались сцедить остатки бензина из баков. Тогда нас было пятеро, следовало бы найти машину полегче и поэкономнее, но мы хотели такую, чтобы можно в ней спать.

Карсон Первый, как я его называл, попался шатуну, который затаился под старым «фордом-таурусом». Уж не знаю, специально он там спрятался или просто не мог вылезти, но вцепился крепко и сразу изувечил Карсону Первому ногу — глянуть было страшно. Все знали — он уже готов. Чтобы заразиться, хватает и одного укуса, и скоро он станет одним из этих.

А Карсон Второй… Может, это был все-таки Первый, я их постоянно путал. В общем, другой Карсон тоже сломался, когда увидел, как его искалеченный брат рыдает, а его кровь разливается по асфальту. Вроде близнецы не могут иначе, потому что чувствуют боль друг друга как свою. Второй тогда тоже завыл как одержимый, стал молотить кулаками по чему ни попадя и потом разбитыми руками вцепился в шатуна, а это заражение на все сто вернее укуса. Мы с Алисией и с Джеймсом кричали, пытались его образумить, втолковать, какую беду он накличет. Но он все равно накликал, слишком уж громко кричал. Шатуны всегда идут на крик.