Вильям Кобб - Клуб Мертвых

Арман встал. Его глаза сверкали.

Матильда вздрогнула.

— А… Мой муж? — нерешительно спросила Она.

Арман помолчал немного.

— Ваш муж, — сказал он наконец, — или сообщник или жертва этого человека! Но неужели вы можете чувствовать к нему какое-либо сострадание… когда он поклялся убить вас…

Баронесса де Сильвереаль взглянула на него.

— Я боюсь, что, наказывая его, мы уступим чувству мщения.

Арман побледнел.

— Вы правы, — сказал он. — Пусть виновные будут наказаны, но не нашими руками.

Матильда благодарно улыбнулась.

— Вы меня поняли. Благодарю вас!

Арман сделал движение, чтобы уйти.

— Друг мой, — сказала, краснея, Матильда, — разве я вас больше не увижу?

Он снова подошел к ней.

— Матильда, — сказал он, — в жизни вашего мужа есть тайна, которой вы не знаете, а я о ней лишь догадываюсь. Согласны вы дать мне одно обещание?

— Говорите!

— Настанет день, когда мне понадобится узнать всю правду… В этот день вы должны помочь мне сорвать покрывало с этой тайны, и тогда ваш муж и герцог де Белен предстанут во всей наготе их подлости…

— Арман!

— Не все ли равно, если я клянусь вам, что не подниму руки на того, кто похитил мое счастье?… Пока вы не снимете с меня этой клятвы, ваш муж будет для меня священен, какие бы ужасные вещи я ни узнал о нем…

— Я вам верю… И скажу вам все, что знаю…

— Благодарю… теперь возьмите мою руку… вернемся в зал… тем более, что Люси должна вас ждать с нетерпением…

Матильда взяла его руку, но, подойдя к дверям, остановилась.

— Друг мой, — сказала она шепотом, — я не знаю, почему… но мне кажется, что в борьбе, которую вы хотите начать, вас ожидают ужасные опасности…

— Не бойтесь за меня…

— Меня тревожит тяжкое предчувствие… Клянитесь мне в свою очередь быть благоразумным.

Они стояли так близко, что почти касались друг друга. Арман вздрогнул и быстрым движением привлек Матильду к себе.

— Если я умру, по крайней мере вы не забудете меня…

Она мягко освободилась из его объятий.

— Если вы умрете, то я тоже умру, потому что я люблю вас, — прошептала она.

Они вышли.

В эту минуту ветви тропического дерева, у которого они разговаривали, раздвинулись и среди них возникла голова.

— Ага! Мои пылкие влюбленные! — прошептал незнакомец. — Мы, кажется, начинаем играть в заговоры… Ну, что ж… Посмотрим…

Незнакомец, появившийся таким странным образом и, казалось, слышавший весь разговор Армана де Бернэ и баронессы де Сильвереаль, вышел из-за скрывавшей его группы экзотических растений. Чтобы не злоупотреблять терпением читателя, мы сразу скажем, что с первого взгляда на незнакомца, тот, кто помнит нарисованный нами в прологе этого рассказа портрет, сейчас же признал бы в нем Бискара. А между тем, не считая профиля, который невозможно было изменить, во всем остальном Бискар совершенно изменился. Да так, что бывший каторжник казался теперь, при помощи грима, изящным джентльменом, не старше тридцати лет, со строгими, но не грубыми чертами лица, одним словом, имел, что называется, наружность человека солидного. Одет он был как нельзя более элегантно, руки обтягивали самые безукоризненные перчатки. Вообще говоря, Бискар казался как нельзя более на месте в салонах герцога де Белена среди высшего аристократического и финансового мира, которые при Людовике-Филиппе были смешаны.

Никто не мог бы объяснить, каким образом Бискар очутился в оранжерее герцога, и менее всех — дворецкий, докладывавший обо всех гостях, так как Бискар не проходил мимо него.

Он попал в оранжерею, минуя входную дверь.

Скоро мы узнаем, по какой дороге явился Бискар. Пока же последуем за ним. В эту минуту он пробирался сквозь толпу гостей к герцогу, который был занят оживленным разговором со знаменитыми спекулянтами той эпохи Стефеном и Коломбе, которые только что заполучили крайне выгодную железнодорожную концессию, Алларом, знаменитым банкиром, мечтавшим о международных займах, и другими подобными им, которые с жадностью слушали каждое слово именитых собратьев.

— Дорогой де Белен, — говорил Коломбе, человек громадного роста, с толстыми губами, — вы знаете, что мы рассчитываем на вас. Государственная власть должна разделиться между лучшими представителями дворянства и финансов.

— И наши акции представляют верную ценность, — прибавил Стефен, казавшийся деревянным, до такой степени сухи и размеренны были все его слова и движения.

— Ба! — заметил Аллар. — Конечно, герцог не заставит себя упрашивать из-за какой-нибудь безделицы в один или два миллиона…

— Хе! Хе! Даже в пять! Нет, в десять, — раздался резкий и грубый голос позади них.

Все обернулись.

— А! Дорогой господин Манкаль!

И все руки, кроме руки герцога, поспешно протянулись к тому, который был не кто иной, как Бискар. Сухость приема герцога не была замечена, так как все другие были слишком любезны.

— Ах! Господа! Какая честь!… — рассыпался Манкаль. — Право, я не заслуживаю…

— Вы — не за-слу-жи-ва-е-те? — отчеканил Стефен, поднимая руки со скрипом плохо смазанных колес. — Вы?! Манкаль, король парижских дельцов…

— Вы, который заткнете за пояс любого адвоката, прокурора или судью! — продолжал Коломбе, толстое лицо которого расплылось в улыбке.

— Господа! Господа!…

— Вы стратег, — прибавил Аллар, — стратег, какими были Тюренн и Наполеон…

— Да так ли трудно маневрировать, когда располагаешь хорошими войсками? — отвечал, смеясь, Манкаль. — Вот что… Каждый из вас, господа, представляет целую армию, и я держу пари, что с вашими соединенными силами завоевал бы свет…

— Ба! Свет слишком велик!

— Достаточно одного уголка земли…

— Да и то, — перебил Стефен, — надо, чтобы этот уголок был действительно ваш…

— Конечно!

— Или чтобы было какое-нибудь сокровище, скрытое под землей! — закончил Манкаль, глядя на герцога, который, казалось, чувствовал себя очень неловко.

— Ба! Сокровища! — бросил Коломбе. — Разве они еще существуют в девятнадцатом веке?…

— Гении и феи навсегда исчезли, — сказал Аллар, — а вместе с ними золотые пещеры и бриллиантовые гроты.

— Вы тоже так думаете, герцог? — спросил Манкаль, на губах которого мелькнула ироническая улыбка.

Вероятно, эта шутка, внешне совершенно невинная, сильно не понравилась де Белену, потому что он отвечал весьма сухо.

— Господин Манкаль всегда остроумен! — сказал он. — Но я прошу вас, господа, извинить меня, несмотря на все удовольствие, которое мне доставляет беседа с вами, я должен вернуться к обязанностям хозяина дома и оставить вас на одну минуту…

— Неужели я чем-то задел герцога? — сказал смущенно Манкаль, когда тот удалился.