Джеймс Роллинс - Кровавое евангелие

Воспоминания волнами накатывались на него; сейчас эти волны катились одна за другой, унося его прочь, затем пригоняя обратно.

…потрескивающий огонь; мягкий голос женщины, читающей Чосера и с трудом произносящей слова на среднеанглийском; женщина больше смеется, чем читает.

…развевающееся при лунном свете платье; она, не видя никого вокруг, танцует под звездами на балконе, а музыка негромко, как эхо, льется из раскрытого окна.

…бледная нагота тела, нестерпимо ярко выделяющаяся на фоне красной лужи крови; и никаких звуков, кроме его учащенного дыхания.

Пожалуйста, Боже, нет… не надо…

Стрела, пущенная из арбалета, чиркнув по щеке, вернула его в настоящее — и, задев край дерева, воткнулась в землю позади него.

Рун упал на спину, понимая, что никто из его команды не выдержит боя на открытом месте, особенно в таком положении, в котором он находился сейчас. Они были слишком открыты для противника.

— Заманите их внутрь! — задыхаясь, прокричал он, махая рукой Надие, которая была ближе к двери бункера. — Я задержу их…

— Стоп! — прозвучал голос настолько знакомый, что Рун снова схватился за крест, не понимая, где он находится — в прошлом или в настоящем.

Он прислушался, но в лесу стояла мертвая тишина.

Даже стригои затаились где-то — но вот-вот должно было взойти солнце, так что времени у них осталось немного. В любой момент они всей стаей могут наброситься на них.

Корца напряг все силы, старясь понять, послышался ли ему этот голос, этот обломок воспоминаний, неожиданно воскресший в памяти.

И тут он услышал снова:

— Рун Корца!

Тот же акцент, тот же тембр, даже злобные нотки в голосе те же — все это он знал. Рун старался изо всех сил оставаться в настоящем, но произнесенное вслух его имя позвало его в прошлое.

…Элисабета слезает с лошади, ее рука, протянутая к нему в ожидании поддержки, ее обнажившееся запястье, на нем сквозь тонкую бледную кожу видно, как бьется ее пульс, ее голос, в котором слышится насмешка над его нерешительностью.

— Падре Корца…

…Элисабета, плачущая в саду под яркими лучами солнца, ее нехитрая радость, сияющая сквозь слезы.

— Рун Корца…

…Элисабета, приходящая к нему, босоногая, идущая через камыши, с обнаженными руками и ногами, ее лицо, горящее желанием, ее шевелящиеся губы, говорящие о невозможном.

— Рун…

Эти руки, простертые к нему и наконец-то зовущие его…

И он пошел навстречу.

Выстрел разорвал ему грудь; жгучая, нестерпимая боль, отбросившая прочь прошлое и оставившая ему только настоящее.

А он продолжал стоять с протянутыми к ней руками.

Она стояла перед ним — но только не та, что прежде. Ее черные волосы стали огненными. Он слышал биение ее сердца, зная, что этого не должно быть — уже не должно быть.

Стоя на склоне чуть ниже его, она соблюдала дистанцию, укрываясь за стволом ольхи. Но даже со своего места он узнал тот же изгиб шеи, те же подвижные, как ртуть, глаза, те же длинные локоны, спадающие на плечи. Она даже сейчас пахла так, как пахла всегда.

У него двоилось в глазах, образ одной женщины накладывался на образ другой.

Розовые губы искривились в той самой улыбке, которая когда-то совратила его.

— Твои дела привели нас сюда, падре Корца. Помни это.

Подняв свой еще дымящийся револьвер, она выстрелила, еще раз, еще раз…

Пули разрывали его грудь.

Серебро.

Каждая пуля была серебряной.

Мир в его глазах потемнел, и Рун упал.

06 часов 50 минут

Когда Корца упал, Джордан дал очередь поверх того места, где лежал падре. Рыжеволосая, которая стреляла в него, юркнула за дерево.

И какого черта этого дурака понесло на открытое место?

Рун в тот момент был явно не в себе, когда, спотыкаясь, выбрался из укрытия и протянул к той женщине руки, в которых не было оружия, — он словно сдавался ей на милость.

Джордан, продолжая палить из своего пистолета-пулемета, дал знак Надие, что прикроет ее, если она сможет подобраться к Руну. Стригои подползали к ним, они, похоже, не думали подниматься во весь рост из опасения, что серебряные мечи и кинжалы искромсают их на части. Джордан надеялся, что патронов у него хватит: кроме магазина, которым он пользовался сейчас, у него было еще два в запасе.

Эрин стояла на коленях по другую сторону двери, держа в руке свой «ЗИГ-Зауэр». Она не стреляла так кучно, как Джордан, но ее выстрелы были на удивление точными. Она стреляла по ногам, предпочитая ранить, но не убивать — так же как Рун. В этот момент легче было сбить темп наступления стригоев, чем уничтожить их.

Надия, просунув руку Руну под мышку, потащила его назад в бункер. Стрела, выпущенная из арбалета, попала ей в заднюю часть бедра, но она даже не остановилась и не уклонилась от намеченного пути. Втащив тело Руна внутрь, она захлопнула дверь бункера.

— А Эммануил? — спросил Джордан.

— Погиб.

Сжав челюсти, Надия вырвала из бедра стрелу. Кипящая кровь, хлынувшая из раны, потекла по бедру, распространяя струйки дыма, плывущие по воздуху. По туннелю поплыл запах горелого мяса.

Эрин с трудом проглотила слюну. Джордан представил себе, что чувствовала Надия.

— Ты можешь идти? — спросил он. — Я могу подставить тебе плечо, чтобы ты…

— Я смогу идти.

Надия попросила их поскорее отойти от двери и, сняв с пояса свой бурдючок, осторожно сделала небольшой глоток.

Что-то тяжелое уткнулось в дверь с наружной стороны, эхо от этого толчка разнеслось по туннелю. Надия даже не обернулась. Прицепив бурдючок к поясу, она положила Руна на пол, быстро вынула из ножен карамбит Руна и, приставив закругленное острое лезвие к его груди, разрезала кожаную защитную вставку, прикрывающую грудную клетку Корцы.

— Нам надо спешить. Велиалы могут в любой момент вломиться в эту дверь.

Эрин опустилась на колени рядом с ней.

— А откуда ты знаешь, что они могут оказаться здесь?

— Им это необходимо. Они же стригои. Когда всходит солнце, они все умирают. Им необходимо где-то затаиться.

Поддев пулю острым концом карамбита, Надия извлекла ее из груди Руна. Пуля расплющилась, приняв необычную форму пятилепесткового цветка.

— Серебряная пуля с пустотелым наконечником, — сказал Джордан, сразу поняв, в чем дело.

Нападавшие знали, каков может быть эффект от такого выстрела.

Надия извлекла из грудной клетки Руна остальные пули, действуя быстро, без прежней осторожности. Всего шесть пуль. Человек не смог бы выжить, получив такие раны. Возможно, они и для сангвиниста окажутся смертельными.

Кровь хлынула, как из насоса, и сразу залила весь пол.

Эрин положила ладонь на грудь Руна и с уверенностью в голосе произнесла:

— Я думаю, кровотечение у него остановится само.