Дэнни Тоби - Закрытый клуб

Я попятился, решив не отворачиваться. Если он подойдет достаточно близко, пну его в лицо. Вобью деревянную маску в мягкую плоть или скелетный остов, скрывающийся за ней. Но, смерив взглядом длину его тощей руки с направленным на меня лезвием, я понял, что это утопия. Ногой лучше не махать, иначе получится очаровательная креветка на вертеле.

Все, что я мог, — держаться вне пределов досягаемости. Я пятился, ускоряя шаг, чувствуя, как приближается стена за моей спиной. Нож был ужасен — неимоверно длинный, покрытый какими-то символами. Человек-марионетка нагонял меня. Нож свистел совсем близко. Я ни о чем не думал, пятясь все быстрее, зная, что за спиной тупик. Вот лезвие полоснуло меня по рубашке. Я двигался быстрее, быстрее, быстрее, зная, что до стены считаные секунды. Может, хоть сознание потеряю раньше смертельного удара, избегну боли. Когда я с разбегу ударился в стену, она взорвалась за моей спиной. Раздался резкий хлопок, как если разорвать толстую ткань, меня окатило холодом, и вот я уже падал, падал сквозь свистевший воздух в новый мощный взрыв, поднявший облако из деревянных обломков и пыли, сопровождавшийся оглушительным треском, словно расщепилась исполинская доска.

Приложившись обо что-то головой, я на секунду увидел многоцветный салют, затем краски стали не такими яркими, а окружавшая обстановка — четче. Я посмотрел направо и налево и увидел, что упал на длинный деревянный стол, который этого не выдержал и развалился подо мной. Я лежал в какой-то необъятной аристократической столовой с длинными рядами дубовых столов. Над собой я увидел стену, сплошь увешанную портретами, — десятки написанных маслом пожилых белых мужчин. В центре, высоко надо мной, была единственная пустая рама, с которой свисали длинные обрывки холста. Из нее наполовину высунулся Человек-марионетка, вцепившись в раму и что-то высматривая. Видимо, меня. Кинжал он по-прежнему держал в руке, и маска тоже никуда не делась, безжизненная, демоническая. Казалось, он примерялся, как ловчее прыгнуть, и соображал высоту. Поглядев на меня в упор темными провалами глаз — я ощутил жутковатое дуновение пустоты, — он исчез, отпрянув от рамы.

Я кое-как поднялся, дрожа, и похромал прочь из столовой. Рассиживаться было некогда. Выйдя в морозную тишину кампуса, который только начинал просыпаться, я увидел бледную голубую полоску на горизонте под фиолетовым небом. Я не сомневался, что через полчаса толпа студентов набежит глазеть на проделку со сломанным столом, эту потенциальную жемчужину университетского фольклора, гадая, у какого же из студенческих братств хватило смелости отмочить такую штуку.

Еще я не сомневался, что к их приходу рама наверху уже не будет пуста. Через полчаса профессорская столовая снова встретит посетителей безупречной стеной, увешанной портретами.

Когда я приплелся в мотель, Сара сидела на кровати. Она только что вышла из душа с влажными волосами, завернутая в полотенце. Веки у нее покраснели. Увидев меня, она сказала: «Слава Богу!» — и бросилась мне на шею. Я крепко прижал к себе Сару, зарылся носом в волосы и глубоко вдыхал ее запах. Она отстранилась и оглядела меня с ног до головы.

— Я думала, с тобой что-то случилось.

— Да нет, все нормально.

— Ты ранен?

— Не знаю. Ногу вот ушиб. Ничего, обойдется. — Я огляделся. — А где Майлс?

— Пока тебя не было, мы все записали. На случай, если ты не… — Ее лицо стало виноватым. — Это была идея Майлса… — Сара не стала договаривать, но дрожь пробежала у меня по спине. — Он пошел делать копии. Иди сюда, дай, я посмотрю.

Без всяких церемоний она усадила меня на кровать, расстегнула ремень и стянула брюки. Ее профессионально точные движения ничуть не смущали меня. Сара присела на кровать.

— Ложись на спину, — сказала она.

Сара осмотрела мою ногу, нажимая пальцами на какие-то линии и точки, которые что-то ей говорили. Всякий раз она спрашивала: «Тут больно?» — и когда я отвечал «да» или «нет», кивала. Это было что-то среднее между осмотром и лаской. Каждое прикосновение заканчивалось тем, что ее пальцы задерживались на моей коже. Раз или два она почти гладила меня. Я закрыл глаза и стал думать о ее пальцах на моей ноге, проверяющих то выше, то ниже, сгибающих ногу, проводящих по внутренней мышце бедра.

Сара задержала кончики пальцев чуть выше бедра.

— Только ушибы, — негромко сказала она. — Переломов и растяжений нет.

— Хорошо.

— Хорошо, — прошептала она.

Мне вдруг стало неловко. Мои штаны лежали на кровати слева от Сары. Я потянулся к брюкам, подумав: «Сара может решить, что я лезу к ней с объятиями». Она взяла мою руку и положила на полотенце у себя на груди. Ее пальцы пробрались в мои волосы на затылке. Сара притянула меня к себе и поцеловала. Ее губы были мягкие, еще влажные после душа. Они открылись, и я ощутил мягкое прикосновение ее языка. Сара отстранилась и поглядела на меня.

— Я волновалась за тебя, — сказала она.

Я попытался заговорить, рассказать о том, что не давало мне покоя, но не смог выдавить ни слова. Она с тревогой вглядывалась в меня. Я мягко взял ее за подбородок и приподнял его, чтобы наши взгляды встретились.

— Сара, в тоннелях я кое-что понял.

— Что?

Я сказал ей, что вчера вечером впервые в жизни понял, что значит бояться смерти. Я уже терял любимых людей, но чувствовал лишь боль утраты. Смерть оставалась отвлеченным понятием. Я не представлял, что это может случиться и со мной. Год назад, в зеркале, я увидел у себя первый седой волосок. Я выдернул его и осмотрел не то чтобы со страхом, скорее, кто-то дернул во мне какую-то струну, и неровная вибрация разошлась по всему телу. Сегодня все было гораздо сильнее. Теперь я знал, что имел в виду отец, говоря о своем пятидесятилетии. Я жил в постоянном остром страхе перед настоящим старением.

Теперь я понял, что мы значили для седовласых членов V&D, ждущих своей очереди на возможность жить дальше. Мы означали для них смерть.

— Сара, они никогда не прекратят охотиться на нас.

Она сурово посмотрела на меня:

— Нет, прекратят. Мы их остановим.

— Да?

— Да. — Она взяла мое лицо ладонями. — И знаешь, почему? Потому что я знаю, чего хочу. А они у меня на пути.

В ее словах слышалась реальная сила. Она встала, взялась за подол моей рубашки, стянула ее и бросила на пол. Затем дернула край полотенца, закрученного у нее над грудью, и оно упало. Сара стояла совсем близко. Я смотрел на ее роскошное тело, чувствуя исходящий от нее жар. Она прижала меня лицом к своему животу.

Чуть отстранившись, я поглядел вверх.

— Я никогда раньше не делал этого, — признался я.

Сара изогнула бровь. Я начал объяснять, но она прижала палец к моим губам.