Владлен Щербаков - УБИТЬ РАБА

Чьи-то сильные руки вытаскивали его из машины. Сверху донеслось:

- Потерпи, дорогой.

Дмитрий поднял глаза, увидел марлевую повязку, темные глаза, сдвинутые брови, белую шапочку. Врач или санитар тащил его под руки. Странно, но Дмитрий ничего не чувствовал, ни боли, ни страха. Он посмотрел вперед, увидел еще одного человека в белом халате, который держал его за ноги. За спиной медика горела «десятка». В темноте ночи пламя лизало металл красными, желтыми, синими, белыми языками. Огонь высвечивал столб, покореженный капот, двери с разбитыми стеклами, спинки сидений.

- Осторожно, клади его. Похоже, ноги сломаны.

Дмитрий хотел сказать, что с ним все в порядке, но язык не слушался, в голове забрезжила спасительная мысль: «Конечно, это же сон». Его уже положили на носилки, грудь стянул брезентовый ремень, короткий подъем и покачивание в такт быстрых шагов.

В блаженной темноте проявляются светлые пятна. Пятна сливаются в картинку: белый пластик, прямоугольник люка, мягкий свет в плафонах, блестит хромированная перекладина, на ней качается пакет с жидкостью. Справа узкие застекленные полки, витки синего шланга, слева человек в кресле, на лице повязка, глаза сощуренные, брови светлые. Картинка обретает объем, наполняется звуками, запахами. Какой к черту сон! Дмитрий попытался двинуть руками и ногами, но обратной связи от мышц не почувствовал. Приподнял голову, увидел полоску ремня на груди, дальше, за ступнями, матовое окно с красным крестом.

- Где мой брат? – Дмитрий узнал свой голос.

Человек с завязанным лицом склоняется, марля шевелится, с секундной задержкой:

- Твой раб едет в другой машине.

Приближается носогубник, глубокий вдох. Темнота…

Примерно за год до этого.

Есть люди, которых совестно обижать. Не инвалидов, не калек – тех обижать совсем нельзя, к ним нужно по-человечески относиться. А есть такие уродики, которых жалко. Обычно их называют моральные уроды. Вроде человек – руки, ноги на месте, лицо не обезображено, а внутри черт знает что. И ведь не родился таким, а взрасли, мутировали в душе качества. Следовательно, не урод, а выродок.

Дмитрий сверху вниз смотрел в светлые, чуть не белые глаза начальника, размышляя о названиях. А еще полтора месяца назад этот тщедушный человек выродком не казался. Тогда Дмитрий относился к нему со стыдливостью здоровяка к доходяге, называл по имени-отчеству молодого, чтобы тот не чувствовал ущербности. Так вот и перестарался. Алексей Николаевич теперь смотрел с высоты 150 сантиметров Наполеоном, Ежовым метал свои 45 килограмм по коридорам. Высокий человек маленького роста резко вертел дынеобразной головой, тянущейся из узких плеч, хлопал белесыми глазками и держал нос по ветру. Сам Дмитрий почти на голову выше – тоже не сказать, чтобы высокий, с фигурой борца, давно забросившего тренировки.

Алексея Николаевича назначили начальником уголовного розыска. Назначили и назначили, для Дмитрия температура окружающей среды не изменилась. До тех пор, пока новоявленный Наполеон не решил утвердить свой комплекс на подчиненных.

- Ты почему опять опоздал, Кабанов? Ты пьяный что ли - глаза стеклянные? Чего молчишь?

- Мир спасал. – маскируя улыбку, Дмитрий совсем опустил голову. Взгляд упал на длинные остроносые туфли начальника, губы растянулись еще больше. Сходство Алексея Николаевича с маленьким Муком приближалось к 100 процентам.

- Я тебе устрою спасение! Иди, работай!

Скороходьи туфли развернулись, начальник УР засеменил по коридору в сторону приемной начальника отдела полиции.

В субботний день на трех этажах административного здания немноголюдно. Коридор второго этажа заливало июльское солнце, сверкали латунные номера на дверях кабинетов. Кабанов по пути поздоровался с двумя операми, перед дверью в свой кабинет заразительный смех заставил улыбнуться.

- Здорово, Диман! Слышал прикол? Зайсунцев ночью бухой приехал, ему автоматчик на вахте не так встал, так он дежурную смену выстроил, чтобы ему честь отдали. Потом шатался по коридорам и слюной брызгал: «Вы знаете, кто меня сюда командовать поставил!» - Белобрысый парень в форме рассказывал как отдежурил.

Дмитрий пожал руки коллегам – двум жизнерадостным близнецам Косте и Валере, протиснулся к своему столу. Глянул на стопки бумаг - никуда они не делись, никто их не похитил и не сжег. Вздохнул, улыбаться расхотелось.

- Отдал честь?

- Козырнул, куда деваться – начальник! – Костя уже снимал рубашку с лейтенантскими погонами, его дежурство благополучно закончилось к 9 утра.

- Тут от начальников не протолкнешься – работать некому. Пантелей собирал сегодня?

- Нет, прошелся по кабинетам, поумничал.

- Вот как такой дрищ в начальники пролез? Я ведь помню, как он от жуликов шарахался, лично ни одного не задержал.

- А то ты не знаешь, как он «девятку» в свой карман списывает. Подкопил, заслал, кому надо.

Кабанов перечитывал материалы, по которым в ближайшие сутки надо принимать процессуальные решения. Решений всего два – возбудить уголовное дело либо в возбуждении отказать. В первом случае накатать с десяток рапортов по якобы проведенным мероприятиям, с неизменной фразой в конце «Положительного не добыто». С заявителя истребовать справки о стоимости похищенного имущества, переопросить его в плане не врет ли, собака, не из зловредности или от безделья заявление написал. Затем получить визы трех начальников: Алексея Наполеоновича Пантелеева, самого Зайсунцева и начальника следственной части. Именно в такой последовательности начальники усомнятся в профпригодности исполнителя, прежде чем на сопроводиловке появиться заветная надпись: «Дежурный следователь, примите решение в порядке ст. 144-145 УПК».

Второй вариант – вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела – требует от исполнителя подчас совершить больше телодвижений и задействовать все мозговые извилины, но решение действительно принимается самостоятельно. Хотя и выговор после прокурорской проверки тоже можно получить без посредников.

Планирование оперативно-розыскных мероприятий прервали аккорды полузабытой песни группы «Сектор газа». «Я кланяюсь начальнику, ведь он второй отец…» - в этом месте, дождавшись улыбок от близнецов, Кабанов нажал зеленую клавишу.

- Ты завтра дежуришь.

- Я же в четверг по графику. – удивился Дмитрий.

- И в четверг тоже. Опаздывать не будешь. Хуснулов приболел, заменишь его.

Ну конечно, Хуснулов Рамиль, молчаливый опер с вечно насупленным лицом, Пантелеев его побаивается, называет ласково – Рома.

Кабанов справедливо решил, что перед суточным дежурством имеет право отдохнуть. Материалы образовали на столе прежнюю стопку, Дмитрий попрощался с коллегами и поспешил к выходу из родного управления.