Араминта Холл - Всё и ничто

Наконец они остались одни в своей собственной спальне. Дети спали на их постели, потому что в эту ночь никто из них не мог представить себе, чтобы те могли быть где-то еще и до них нельзя было дотронуться. Каждой ночью, всю их жизнь. Рут сидела рядом с кроватью, все еще полностью одетая, Кристиан — с другой стороны. Никто из них не стал зажигать свет, но оранжевый отсвет уличных фонарей настолько хорошо освещал комнату, что можно было даже читать, если бы, конечно, то была нормальная ночь. Будут ли их ночи теперь когда-нибудь нормальными?

Он бросал осторожные взгляды на жену, ему отчаянно хотелось задать ей несколько вопросов. Потому что, как он ни старался, Кристиан не мог понять, что же произошло сегодня. Он вроде как пытался разгадать древнюю загадку, от которой голова шла кругом — вечна ли вселенная. Да наверняка где-нибудь должен быть конец, сказал он матери на каком-то неопределенном этапе своей юности. Что ж, возможно, ответила она, но тогда они должны быть чем-то. Если ты об этом думаешь, даже ничто превращается во что-то, верно?

Кристиан потянулся через кровать и удивился, что Рут позволила ему взять себя за руку.

— Ты должна попытаться поспать. Ты выглядишь измученной. Утром все будет яснее.

— Я не чувствую усталости, — сказала она. — Никогда в жизни не была такой бодрой.

Они долго сидели, держась за руки над головами своих детей, пока Рут не сказала:

— Не знаю, что мы теперь должны делать.

— Мы будем стараться сделать все как можно лучше.

— Да, но что, если этого «лучше» все-таки будет недостаточно?

— Это должно быть достаточное «лучше».

Они снова замолчали, прислушиваясь к ровному дыханию детей. Рут ощущала острую боль в сердце. Она даже представлять себе не хотела, что бы было, если бы ей сказали, что Хэл погиб вместе с Агатой в реке, но никак не могла отделаться от этой мысли, играла с ней, как кошка с мышкой. Он в ней нуждался. Она это поняла, когда полицейский передал ей ребенка, а она сидела вместе с мужем и дочерью и ждала, когда она получит Хэла и их семья снова станет полной. Его худенькое тельце тряслось, на щеках засохшие слезы, ручки холодные. Если бы она могла в этот момент поместить его туда, откуда он появился, внутрь себя, она бы сделала это без колебаний. Хрупкость и ненадежность жизни смотрели на нее со дна колодца скорби. Она хотела бы запомнить этот момент, но он уже ускользал из памяти. Моменты радости, смешанные с ужасом и стыдом, нельзя переживать слишком часто, в конечном итоге они могут тебя убить.

— Все должно измениться, — сказала она с таким выражением, как будто она говорит совершенно очевидную вещь.

— Я знаю, — ответил Кристиан.

— Я поговорю с Сэлли, чтобы она почаще отпускала меня с работы. Или вообще туда не вернусь. Буду работать дома.

— Я тоже об этом подумывал.

— Правда? — Рут взглянула на мужа.

— Да. Я никак не могу осмыслить, что же все это значит. Должно быть что-то еще. Обязательно.

Рут и Кристиан замолчали. Оба знали, что то, о чем они говорили, пустая фантазия. Если бы имелся способ жить так, чтобы стать всем для себя и для тех, кого ты любишь, тогда бы все люди жили именно таким образом. Возможно, для них все изменится, только вряд ли. Может быть, самое большее, на что можно надеяться, это знание, маленькие частицы, которые падают в тебя, подобно золоту, найденному на дне реки. Рут даже не была уверена, что ответ надо искать вне их. Теперь она думала, что они связаны, и это поможет им продержаться. Она вдруг почувствовала, что они справятся.

Кристиан сжал руку Рут и взглянул на нее. Он хотел знать, о чем она думает.

— Рут, — сказал он, — я не понимаю. У меня голова идет кругом. Все кажется мне бессмысленным.

Рут улыбнулась, и он понял, что правильно сделал, спросив ее, и что она обязательно скажет ему что-то важное. Что-то, что объяснит, почему он ее так сильно любит. Что-то, что останется с ним на долгие годы. Что-то, что ей, возможно, трудно выразить, разве что они войдут в этот момент, внесут в него смысл.

Понимание вилось вокруг них, как дым, они почти могли его коснуться.

— Я тоже об этом думала, — сказала Рут. — И знаешь, это даже утешает. Если ничто не имеет смысла, то, по умолчанию, все должно иметь смысл. Как ты думаешь?