Карин Фоссум - Глаз Эвы

Они стояли в гостиной.

— Займитесь сначала своей рукой, — сказал он. — Я подожду, — инспектор внимательно, словно изучая, смотрел на нее, он заметил все — и лопнувшую губу, которая сейчас распухла, тоже.

Она прошла в ванную, избегая смотреть на себя в зеркало, чтобы не расстраиваться. Вытащила упаковку пластыря из аптечки и оторвала кусочек, залепила им рану и сделала три глубоких вдоха и выдоха. «Мы с Майей были подругами детства», — прошептала она. И вернулась в гостиную.

Он все еще стоял посреди комнаты, она кивнула, предлагая ему сесть.

Он еще не успел рта раскрыть, как ее вдруг пронзила мысль о том, что она забыла что-то важное, она хотела исправить ошибку, но было поздно, потому что он уже начал спрашивать, и она не могла думать ни о чем другом.

— Вы знаете Майю Дурбан?

Она откинулась на спинку кресла.

— Что? Да, знаю.

— Вы давно с ней виделись?

— Нет. Вчера. Вчера вечером.

Он медленно кивнул.

— Вчера, в какое время?

— Где-то часов в шесть или семь, по-моему.

— Вы знаете, что ее нашли мертвой в собственной постели в двадцать два часа?

Эва облизала пересохшие губы и сглотнула слюну. «Знаю ли я? — подумала она. — Слышала ли я об этом? Ведь еще так рано…»

И увидела газету, лежащую на столе первой страницей вверх.

— Да. Я читала в газете.

Он взял газету, перевернул ее и внимательно посмотрел на последнюю страницу.

— Да. Я вижу, вы не подписаны на нее. Нет бумажки с адресом. А вы всегда по утрам ездите за газетами?

В нем было какое-то упорство, наверняка он из таких, что и булыжник заставит разговориться. У нее нет ни одного шанса.

— Да нет, не каждый день. Но довольно часто.

— А откуда вы узнали, что убита была именно Дурбан?

— Что вы имеете в виду?

— В газете, — тихо заметил он, — ее имя не названо.

Эва почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.

— Нет, но я узнала дом на фотографии. И именно ее окно было помечено крестиком. Я хочу сказать, что из статьи я поняла, что это Майя. Она же была… Вот здесь написано, — она наклонилась вперед и показала пальцем строчку «в поле зрения полиции» и «занятие проституцией». — И «тридцать девять лет». Так что я поняла, что речь идет о ней, сразу же поняла.

— Вот как? И что же вы подумали? Когда поняли, что это она убита?

Эва лихорадочно пыталась найти правильные слова.

— Что ей следовало бы послушаться меня. Я пыталась ее предостеречь.

Он молчал. Она думала, что он продолжит задавать вопросы, но он молчал; смотрел по сторонам, на ее черно-белые картины, причем не без интереса, потом взглянул на нее, по-прежнему молча. Эва почувствовала, что ее прошиб пот. Рана на руке зачесалась.

— Наверное, вы собирались с нами связаться, я просто вас опередил?

— Что вы имеете в виду?

— Вы были в гостях у подруги, а на следующий день прочитали в газете, что она убита. Поэтому я, совершенно естественно, предполагаю, что вы хотели связаться с нами, потребовать объяснений, может быть, помочь нам?

— Да-да, конечно, я просто не успела.

— Наверное, вымыть посуду было важнее?

Эва совсем растерялась — так пристально он смотрел на нее.

— Майя и я — мы были подругами детства, — произнесла она тусклым голосом.

— Продолжайте.

Она была в таком отчаянии, что едва могла говорить; попыталась собраться, но уже не могла вспомнить, что именно собиралась рассказать.

— Мы случайно встретились в «Глассмагасинет», мы не виделись двадцать пять лет, и мы пошли с ней выпить кофе. И она рассказала мне, чем занимается.

— Да. И довольно долго.

Он опять замолчал, а она продолжала. Отвечать, только отвечать на вопросы, не получалось.

— И мы вместе ужинали, вечером в среду. А потом пили кофе у нее дома.

— Значит, вы были у нее в квартире?

— Да, но очень недолго. А вечером я уехала на такси, и Майя попросила, чтобы я приехала потом с картиной. Она захотела ее купить. Я художница. Она, правда, считала это делом безнадежным, ведь я почти не продаю свои картины, и когда я сказала, что у меня отключили телефон, она просто захотела мне помочь и купить картину. У нее было очень много денег.

Она подумала про деньги на даче, но не сказала о них.

— И сколько она вам заплатила за картину?

— Десять тысяч. Именно столько мне необходимо, чтобы заплатить по счетам.

— Она сделала хорошую покупку, — неожиданно произнес он.

Глаза Эвы широко распахнулись от удивления.

— Значит, она хотела, чтобы вы вернулись. И вы вернулись?

— Да. Но только для того, чтобы отдать картину, — быстро сказала она. — Я взяла такси. Картину упаковала в плед…

— Я знаю. Номер машины был F-16. [23] Американский самолет-истребитель. Но я бьюсь об заклад, что все обошлось, — улыбнулся он. — Сколько вы у нее пробыли?

Эве стоило невероятных усилий сохранить лицо.

— Наверное, около часа. Я съела бутерброд, и мы еще немного поболтали. — Она встала, чтобы взять сигарету, открыла сумку, которую сама же поставила на обеденный стол, и увидела пачки денег. Она быстро захлопнула сумку.

— Вы курите? — внезапно поинтересовался он и помахал пачкой «Принс».

— Да, спасибо.

Эва вытянула из пачки сигарету и схватила зажигалку «Зиппо», которую он протянул ей через стол.

— Такси заехало за вами в восемнадцать часов, значит, у Дурбан вы были где-то в восемнадцать двадцать, да?

— Да, наверное, но я не смотрела на часы.

Она лихорадочно затягивалась и выпускала дым, пытаясь как-то унять волнение, поднимавшееся откуда-то изнутри. Не помогало.

— Вы были там примерно час. Значит, вы покинули квартиру примерно в девятнадцать двадцать?

— Я уже говорила, что на часы не смотрела. Но она ждала клиента, и я не хотела с ним встречаться, поэтому ушла задолго до того, как он должен был прийти.

— А когда он должен был прийти?

— В восемь часов. Она сразу мне сказала, что в восемь ждет клиента. Он должен был позвонить в дверь два раза, такой у них был условный сигнал.

Сейер кивнул.

— А вы знаете, кто это был?

— Нет. Я не хотела этого знать, мне это казалось отвратительным, то, чем она занимается, ужасным, я не могу понять, как она могла и как кто-то вообще может этим заниматься.

— Возможно, вы последняя, кто видел ее в живых. Не исключено, что мужчина, который пришел в восемь, и есть убийца.

— О? — она глубоко вздохнула, как будто само это предположение привело ее в ужас.

— На улице никого не встретили?

— Нет.

— А как вы добрались до дома?

«Говори правду, — подумала она, — когда можно, говори правду».

— Я пошла налево. Мимо заправки «ESSO» и «Gjendisige». [24] Страховая компания. Потом вдоль реки и через мост.

— Но это длинный путь.

— Я не хотела идти мимо пивной.

— Почему?

— Там вокруг по вечерам много разного народа слоняется.