С. Гилфорд - Короткий триллер

Когда я подбежал к нему, пес сражался с кроличьей шкурой, пытаясь ухватить ее зубами, но мешал намордник, а остальные собаки примчались следом и внезапно навалились на него все разом, пытаясь достать приманку: тут я вцепился в его ошейник и выволок на открытое место, как приказывал Клод. Потом опустился на травку коленями и удерживал пса на месте, крепко обхватив обеими руками. Прочим владельцам пришлось порядком потрудиться, вытаскивая из свары своих подопечных.

Клод очутился рядом со мной: тяжело дыша и от волнения не бросив ни слова, он снял с Джеки намордник и надел ошейник с поводком… Тут же появился и мистер Фиси — он встал подбоченясь, с плотно сжатым ртом-пуговкой, не сводя с Клода глаз-фотоаппаратиков.

— Так вот что ты удумал… — произнес мистер Фиси.

Клод, будто не слыша, продолжал заниматься своим делом.

— После сегодняшнего я тебя не желаю здесь видеть, понял?

Клод продолжал возиться с ошейником Джеки.

Я услышал, как сзади кто-то сказал:

— Этот тип с плоской рожей здорово нагрел в этот раз мистера Фиси… — и послышался чей-то смех.

Мистер Фиси пошел прочь, а Клод разогнулся и вместе с псом подошел к парню в синем джерси, слезавшему со своей платформы.

— Угощайся, — произнес Клод, протягивая пачку сигарет.

Тот вытащил сигарету, прихватив заодно и сложенную как следует пятифунтовую бумажку.

— Спасибо, — сказал Клод. — Весьма благодарен.

— Не за что, — ответил парень.

Клод отошел ко мне.

— У тебя все в порядке, Гордон? — спросил он, подпрыгивая и потирая руки. Губы у него подрагивали, а ладонями он похлопывал по туловищу Джеки.

— Да. Половина по двадцать, вторая по пятнадцать.

— Эх, господи, Гордон, это просто чудесно. Подожди здесь, я схожу за чемоданом.

— Забери Джеки, — посоветовал я, — и отправляйтесь в фургон, там обождете меня. До скорого.

Вокруг букмекеров уже никого не было. Я оказался единственным, кому было что собирать, и поэтому медленно, чуть пружинящей походкой я направился к первому в цепочке букмекеру, тому самому, с багровым лицом и беловатой присыпкой вокруг рта. Грудь у меня просто распирало от радости. Я встал перед ним и совершенно не торопясь отыскал в пачке билетов те два, что он мне продал. Звали его Сид Прэчетт, имя крупно значилось вдоль доски золотыми буквами по алому полю: «Сид Прэчетт. Самые выгодные ставки в Мидлэнде. Быстрая выплата».

Я подал ему первый билет и сказал:

— Причитается семьдесят восемь фунтов.

Это прозвучало так здорово, что я повторил фразу, будто спев нежную песенку. Я вовсе не торжествовал над мистером Прэчеттом, фактически он даже начинал мне нравиться. Мне как-то жаль стало, что ему придется отслюнить мне такую большую сумму. Я надеялся, что его жене и детям не придется туго.

— Номер сорок два, — произнес Прэчетт, поворачиваясь к помощнику, державшему большой журнал. — Сорок второй желает семьдесят восемь фунтов…

Последовала пауза — клерк пробежал пальцем по столбику занесенных ставок. Он проделал это дважды, потом поднял глаза на шефа и покачал головой.

— Нет, — проговорил он. — Не выплачивается. Этот билет поставлен на Леди Улитку.

Стоя на своем ящике, мистер Прэчетт наклонился к нему и уставился в журнал. Казалось, что он обеспокоен словами помощника: крупная багровая физиономия выразила искреннее сожаление.

Клерк просто болван, подумал я, и мистер Прэчетт сейчас ему это выскажет.

Но когда букмекер вновь повернулся ко мне, глаза у него сузились и стали враждебными:

— Послушай, парнишка, — тихо произнес он. — Давай уж без этих. Ты прекрасно знаешь, что ставил на Леди Улитку. Что за шутки?

— Я ставил на Черную пантеру… Две ставки, каждая по три фунта, обе по двадцать пять к одному. Вот второй билет.

На этот раз он даже не потрудился заглянуть в журнал:

— Ты ставил на Улитку, парень. Я помню, как ты подходил.

Он отвернулся и принялся стирать мокрой тряпкой имена собак — участников последнего забега.

За его спиной помощник закрыл журнал и взялся раскуривать сигарету. Я стоял, смотрел на них и чувствовал, как из всех пор моего тела выступает пот.

— Дайте посмотреть журнал.

Мистер Прэчетт высморкался во влажную тряпку и бросил ее наземь.

— Послушай, почему бы тебе не уйти отсюда и перестать мне надоедать?

Шутка была вот в чем: на билете букмекера, в отличие от билета тотализатора, не пишется ничего, имеющего отношение к твоей ставке. Это обычная практика на всех рэйсингах страны, будь то Силвер Ринг в Ньюмаркете, Роял Инкложен в Эскоте или маленькое поле неподалеку от Оксфорда. Все, что ты получаешь, — это карточка с именем букмекера и порядковый номер. Ставка записывается, то есть должна занестись в особый журнал помощником букмекера вместе с номером билета, и кроме этого — никаких доказательств твоей ставки нет.

— Ну, давай, чеши отсюда, — приговаривал мистер Прэчетт.

Я отступил и глянул вдоль всего длинного ряда букмекерских стендов: никто из них не смотрел в мою сторону. Все они неподвижно стояли на деревянных ящиках, возле досок-стендов, и глядели прямо перед собой, на толпу. Я подошел к следующему и предъявил билет.

— У меня поставлено на Черную пантеру три фунта, один к двадцати пяти, — твердо сказал я. — Причитается семьдесят восемь фунтов.

Новый букмекер, с кротким, обветренным лицом, проделал этот же ритуал, что и мистер Прэчетт: задал вопросы клерку, вгляделся в журнал и выдал мне смахивающий на предыдущий ответ.

— Что с тобой случилось? — мягко спросил он, будто у восьмилетнего малыша. — Играешь в такие глупые игрушки…

На этот раз я отошел чуть подальше.

— Грязные ублюдки, воры! Все вы заодно, — крикнул я.

Все головы в ряду автоматически, будто кукольные, качнулись и повернулись в мою сторону. Выражение их лиц не изменилось, я видел лишь семнадцать повернутых голов и уставившихся на меня сверху вниз столько же пар холодных стеклянных глаз. Ни в одном не наблюдалось ни малейших признаков заинтересованности. Все их поведение будто говорило: дескать, кто-то там высказался, но мы этого не слышали. Сегодня отличный денек…

Почуяв некую напряженность ситуации, вокруг меня начала собираться толпа. Я снова подбежал к мистеру Прэчетту, чуть не вплотную и уперся пальцем ему в живот:

— Ты вор! Паршивый воришка! — бросил я.

Самое удивительное заключалось в том, что Прэчетт с этим вроде бы и не спорил.

— Ишь ты, — произнес он. — Было бы от кого слышать…

Его крупное лицо внезапно расплылось в широкой ухмылке, он оглядел толпу и крикнул:

— Было бы от кого слышать!

И тут же все принялись смеяться. Вдоль всей цепочки ожили фигуры букмекеров, они оборачивались друг к другу, посмеивались и, тыча в меня пальцами, орали: