Кристина Ульсон - Золушки

И тогда Петер впервые честно признался ей:

— Я так больше не могу. У меня просто сил нет. Мне не нужна такая жизнь, — добавил он. — Ни за что на свете!

Он лежал, повернувшись к ней, и, несмотря на то что в комнате было темно, разглядел, как изменилось ее лицо. Ильва прерывисто задышала, ожидая продолжения разговора, но Петеру больше нечего было сказать ей. Испытав странное облегчение, он мгновенно уснул. Ни мук совести, ни паники — просто облегчение.

В машине по дороге на работу он попытался снова осмыслить дело о похищении детей.

Сначала Петер не мог сосредоточиться — вдруг вспомнил, что забыл позвонить Джимми, предупредить, что на этих выходных они не увидятся. С марципановым тортом придется подождать, так как Петер очень занят. Никогда толком не поймешь, что Джимми понял из сказанного, а что — нет. Брат неважно различал нюансы в речи собеседника, да и время воспринимал иначе, чем обычные люди.

Петеру не давало покоя ощущение, что он что-то упустил, недодумал. Какая-то простая, но очень важная подробность словно ускользнула из головы. Газеты послушно опубликовали изображение и имя Моники Сандер, призывая женщину откликнуться. Затем фоторобот опубликовали снова, сопроводив фотографией из паспорта десятилетней давности. Алекс и Петер сомневались в том, что это хорошая идея — с тех пор Моника сильно изменилась, а теперь многие, знавшие ее когда-то, кинутся звонить в полицию и сообщать сведения, которые уже не имеют отношения к ее сегодняшней жизни. А заодно делиться информацией друг с дружкой. Этого допустить нельзя, больше никаких ложных следов! Монику Сандер надо разыскать любой ценой!

С утра Петер переговорил с Алексом и узнал, что пока никакой полезной информации по горячей линии не поступило. На него тут же нахлынула усталость и ощущение беспомощности. А чего они, собственно, ожидали? Фото десятилетней давности, фоторобот посредственного качества и имя, которое Моника Сандер, возможно, уже давно сменила…

И только тут до Петера вдруг дошло, что именно они упустили, объявив Монику в розыск! Он припарковался около Управления и пулей взлетел по лестнице на второй этаж.

Алекс вошел к себе в кабинет с чашкой кофе в руках, и к нему тут же ворвался Петер. Не успел комиссар поздороваться, как Петер затараторил:

— Мы должны сообщить в новостях ее настоящее имя!

— Да ты о ком?! — растерянно спросил Алекс.

— О Монике Сандер! Надо позвонить в налоговую и узнать, под каким именем она прибыла в Швецию! Ее же удочерили! Наверняка она выяснила свое настоящее имя и теперь живет под ним!

— Мы уже объявили ее в розыск как Монику Сандер, но…

— Что «но»?!

— Но это отличная идея, Петер, — спокойно ответил Алекс. — Попроси Эллен позвонить в налоговую!

Петер выбежал из кабинета и помчался к Эллен.

Алекс усмехнулся. Надо же, сколько энергии у человека!

В это время в другом районе Стокгольма трудилась в саду пожилая пара, у которой энергии было куда меньше, чем у Петера Рюда. Стоя на коленках в разных концах сада, Ингеборг и Юханнес Мюрберг занимались прополкой кустов и цветов. Пока шли дожди, садом заняться не удавалось, но, теперь в Стокгольм наконец-то пришло лето! По небу, конечно, то и дело проплывали облака, но, пока солнышко светит и даже греет, грех жаловаться!

Ингеборг взглянула на часы — скоро одиннадцать, они работают уже почти два часа без перерыва. Прикрыв глаза ладонью от яркого солнца, она посмотрела на супруга. В последние годы у Юханнеса появились проблемы с простатой, и он то и дело бегал в туалет. Но сегодня утром, слава богу, все в порядке и от работы ничего не отрывает.

Широко улыбаясь, Ингеборг смотрела, как муж пропалывает грядку с ревенем. Они до сих пор относились к своему дому и саду с детским восторгом. В глубине души они даже и не надеялись, что им достанется такое сокровище, ведь сколько домов ушло у них из-под носа! То слишком высокая цена, то плесень в подвале, то проржавевшая крыша…

Женщина с гордостью окинула взглядом большой дом из белого кирпича — красивое и просторное жилище, с достаточным количеством комнат для приезжающих погостить детей и внуков, однако не настолько громадное, чтобы утратить уют настоящего дома. Их дома!

— Юханнес! — окликнула Ингеборг мужа, нарушив безмятежную тишину.

Он чуть не споткнулся от неожиданности. Жена засмеялась.

— Да я просто собираюсь в дом, — объяснила она, — принесу попить. Хочешь чего-нибудь?

Юханнес улыбнулся застенчивой улыбкой, как улыбался жене все годы их замужества. Все эти тридцать пять лет.

— Стаканчик клубничного морса, если тебе не сложно.

Ингеборг медленно выпрямилась, ощутив, как заныли колени. В молодости она даже не задумывалась над тем, что когда-нибудь ее тело ослабнет и станет таким уязвимым.

— Какое все-таки чудесное лето, — тихо проговорила Ингеборг, заходя в дом через раскрытую дверь веранды.

И замерла. Впоследствии она не могла объяснить, что заставило ее остановиться именно в этом месте, именно в этот момент — она словно почуяла неладное.

Ингеборг прошла через гостевую комнату, потом по коридору, где по левую руку находились четыре спальни, на ходу заглядывая в приоткрытые двери — ничего необычного. Справа располагался большой холл, кухня и гостиная, но и там все было тихо и спокойно. Однако явственно чувствовалось: здесь кто-то побывал, кто-то нарушил покой их жилища!

Ингеборг покачала головой: ну что за глупости! Неужели с возрастом у нее появилась мания преследования?

Она взяла себя в руки и решительно направилась на кухню, чтобы налить себе и мужу по стакану морса.

Уже идя по коридору с подносом в руках, она решила, что не повредит зайти в туалет. И как Юханнес умудряется работать в саду уже несколько часов подряд без перерыва?!

Ванная находилась в другом конце коридора. Как ни странно, впоследствии Ингеборг не могла вспомнить, как туда дошла. Она помнила лишь, как поставила поднос, решив зайти в туалет. Но так или иначе она все-таки вышла из кухни в холл, прошла по коридору до ванной, взялась за дверную ручку, повернула ее, зажгла свет.

И сразу же увидела ребенка. Голый младенец лежал на коврике у ванны в позе эмбриона.

Сначала Ингеборг не поняла, что это такое, подошла, наклонилась, чтобы получше разглядеть, и машинально дотронулась до младенца. Ее пальцы коснулись окоченевшего, холодного тельца, и тут Ингеборг закричала.

Фредрика Бергман получила сообщение о том, что тело второго ребенка обнаружено в доме, принадлежащем пожилой паре, когда Маргарета Андерсон, бабушка Норы — женщины, убитой в Йончёпинге, — наливала ей чай. Фредрика извинилась, вышла на балкон и набрала номер Алекса.